Микрофон

Сирены оборвались на невыразимо тоскливой ноте. Инженер услышал еще далекий, еще очень слабый шум несущихся аэропланов. Через минуту загремели зенитные орудия. Небо прорезали прожекторы. Ему показалось, что наверху, на огромной высоте, засветились круглые огоньки. «Или это прожекторы отсвечиваются на них? А может быть, они летят так высоко, что не гасят огня? Это уже бывало...» Под огоньками рвались полукруглые дымки снарядов. «Господи! Вот хотя бы этот первый был сбит», - с мольбой подумал инженер, на бегу вглядываясь в первый круглый огонек, несшийся с быстротой, дикой для человеческого взгляда. Вдруг, как будто еще далеко, раздался взрыв, «Надо добежать! До того убежища близко», - задыхаясь, подумал инженер. Снова раздался взрыв, за ним третий, четвертый, они становились все сильнее. Полукруги дымков поднимались все выше. «Слава Богу! Еще выше! Вот туда!.." Он бежал теперь так быстро, как не бегал с школьных времен. В темноте нелегко было разобраться, но он знал эту часть города отлично: до убежища осталось минуты две. Однако первый огонек уже был почти вертикально над ним. Взрыв загремел совеем близко, как будто перед самым его носом. Он почувствовал сильный толчок и рал на мостовую. Страшный взрыв повторился и перешел в дикий, все нарастающий, долгий грохот. Инженер опустил лицо, прижавшись бортом шляпы к тротуару, и на мгновение заткнул уши. Боли он не чувствовал и через полминуты понял, что не ранен, что его просто сбило с ног сотрясением воздуха. Он поднял голову. Шагах в ста от него рухнуло большое здание. Над ним поднимался высокий столб дыма с зеленоватым пламенем. Туда бежали люди. Пронеслись санитарные автомобили. Инженер встал, расправил борт шляпы, сам изумился тому, что делает, и, шатаясь, побежал дальше. Взрывы теперь слышались уже далеко. Инженер добежал до угла. При свете пожара теперь все было видно. На месте, где было убежище, тоже стоял высокий дымовой столб с зелеными огненными просветами« «В самое убежище угодил! Должно быть, все погибли!» - сказал около него задыхающийся голос.

Одна из газет дня через два с некоторым смущением объяснила, что этот печальный случай ничего не доказывает. Исключение только подтверждает правило, по которому люди, спустившиеся в убежище, рискуют неизмеримо меньше, чем те, что сидят дома или ходят по улицам. Читая это через два дня, инженер с этим соглашался. Он думал, что этот инцидент можно будет для иллюстрации изложить в его философской книге: собственно, инцидент вполне , подтверждает его теорию, хотя на первый взгляд может казаться, что он ей противоречит. Но в ту минуту, стоя перед страшным местом, которое прежде называлось убежищем, инженер менее всего думал о философии.

На углу показался большой открытый автомобиль. Кто-то выскочил из него и быстрой переваливающейся походкой направился к месту катастрофы. Инженер с изумлением узнал большого человека. Его мгновенно узнали все. По толпе пронесся тихий восторженный гул.

Большой человек обыкновенно не выезжал в часы налетов. Населению предлагалось укрываться в убежища - он подавал пример порядка и дисциплины. В своем убежище и работал порою до утра. Но на этот раз, в том возбуждении, в котором он находился после речи, ему показалось, что его поездка в открытом автомобиле по улицам столицы могла бы произвести хорошее впечатление, Он велел подать машину. Кто-то из приближенных сказал ему, что он не имеет права подвергать свою жизнь опасности. Но именно по тому, как это было сказано, и по выражению лица говорившего большой человек понял, что угадал настроение верно.

Как только он выехал, увидел над собой проклятые круглые огоньки и услышал грохот снарядов, им овладело давным-давно не испытанное чувство. Большой человек точно помолодел на пятьдесят лет. Когда-то, молодым гусаром, он испытывал чувство страха - в милых, смешных по своей ничтожности боях прошлого века. Он проверил себя теперь: страха за себя нет никакого. Аэропланы пронеслись и над ним, отвесно над его головой. «Какая смерть!.. Не было бы примеров в истории!» Но мгновенно он отогнал от себя эту лишь проскользнувшую, почти не успевшую осознаться мысль. «Нет, умирать нельзя: мне нельзя!.. Надо раньше свернуть им шею!..»

При свете пожаров он видел знакомые улицы своего гибнущего города, города, где прошла вся его блестящая шумная жизнь. Ему было еще яснее прежнего, что эпоха, столь к нему благосклонная, навсегда кончена, что самый город этот будет другой, что идет новая жизнь, по всей вероятности тяжелая и страшная. Он любил свою эпоху, свою жизнь, свой город: мысль о новом у него вызывала нерадостное чувство, как у всех искренних старых людей. Однако теперь было не до этого. Надо свернуть им шею! Он чувствовал, что его для этого предназначила судьба, - та судьба, которую он называл обычно Богом, больше для того, чтобы проявить уважение к национальным учреждениям. Если ему не удастся это дело, то оно не удастся никому.