Мила Рудик и руины Харакса

— Не удивляйся, — мягким голосом сказал Многолик, и Миле на секунду показалось, что с ней снова говорит ее учитель — тот, который когда-то был ее защитником и старшим другом… По крайней мере, тогда ей так казалось. В его голосе сейчас совсем не было фальши. Она вслушивалась, но не слышала ее. Эта подкупающая мягкость казалась искренней.

— Я прошу тебя отдать мне Метку, Мила, — продолжал Многолик. — Потому что она нужна мне.

Мила не могла пошевелиться от охватившего ее смятения. Многолик не требовал. В его голосе не было скрытой угрозы. Сейчас он обращался к ней так, как обратился бы друг.

В ее голове эхом прозвучал голос Гурия Безродного:

« Я хочу кое о чем попросить тебя, Мила…».

И он попросил. Попросил не раскрывать его тайну. Но попросил как друга. Ничего не требуя, просто надеясь, что она его поймет и не откажет.

Новое эхо принесло голос Велемира:

« У меня есть просьба, Мила…».

Владыка просил ее не держать на него обиду за то, что он до этих пор скрывал от нее правду об Асидоре и Данииле. И Мила знала, что в его словах была только забота о ней — и ничего больше. Он думал не о себе — он думал прежде всего о ней.

Голоса, возникшие в этот миг в ее сознании, говорили с одной интонацией, в которой была теплота и дружеское расположение.

Именно эта интонация только что прозвучала в голосе Многолика, когда он сказал: «Я прошу тебя отдать мне Метку, Мила, потому что она нужна мне». Он сказал, как друг или еще… Иногда она представляла, что именно так говорил бы с ней другой голос — голос ее отца.

— Она нужна мне, Мила, — повторил Многолик. — От этого зависит моя жизнь. Моя дочь не откажет мне. Правда, Мила?

Из легких Милы словно вытолкнули весь воздух. Стало тяжело дышать. Она недоверчиво подняла глаза на своего извечного врага, и их взгляды встретились.

— Ты ведь не откажешь в просьбе своему отцу, Мила? — сквозь гулкий шум в голове донесся до нее голос Многолика.

Мила смотрела на него затравленным взглядом и, кроме его голоса, слышала только невыносимо громкое биение своего сердца. Она видела рыжие пряди волос, выбивающиеся из-под капюшона, и черты, которые так сильно напоминали ей ее собственное лицо. В это мгновение ей даже показалось, что в его глазах больше нет клубящегося тумана и нет в этом тумане пауков, которые плетут и плетут бесконечно свою паутину, чтобы поймать в нее добычу… Она словно наяву увидела, что его глаза, как прежде, серые — как у нее, как на фотографии, где он рядом с ее мамой.

— Я твой отец, Мила, — негромко, с подкупающей мягкостью сказал Многолик. — Ты ведь и сама видишь это. Я изменился, но и сейчас легко заметить, как ты похожа на меня.

Мила задышала быстрее, чувствуя, как к горлу подкатывает волна отчаяния. Гурий Безродный все-таки ошибся! Ошибся! И ее самые страшные опасения оказались правдой! Многолик ее отец! А ведь она уже совсем было поверила, что это не так, что нет никаких кровных нитей, которые связывали бы ее с ним! И вот теперь он говорит ей…

— Нет… — прошептала она, отказываясь принять это.

— Да, — твердо произнес Многолик. — Не твой враг, Мила, а твой отец просит тебя. Дай мне Метку.

Милу душили слезы.

« Не твой враг, а твой отец просит тебя…».

Он обращался к ней, к той, которая никогда не знала своих родителей, никогда не знала своего отца. Когда-то, еще до того, как Мила попала в Троллинбург, когда она жила с бабушкой, которая рассказывала ей, что ее отец просто исчез, пропал неизвестно куда, она думала про себя, что сделала бы для него все, лишь бы он вернулся… Это было очень давно. И тогда она даже в самом страшном кошмаре не могла себе представить, КЕМ окажется ее отец.

— Мила, — позвал ее Многолик (отец?), и она лихорадочно втянула в себя воздух, внезапно опомнившись, что уже минуты две почти не дышит.

Вдруг она подумала: это ведь так просто — отдать ему Метку! У нее ведь никогда не было шанса сделать то, о чем ее попросил бы родной отец! Не было в ее жизни даже короткого мгновения, когда Мила чувствовала бы, что она чья-то дочь.

По ее щекам текли слезы. Или, может быть, это были всего лишь струи черного дождя. Хотя нет, черный дождь, кажется, давно уже не шел, и влага на щеках была теплой. Значит, слезы…

— Мила, — снова обратился к ней Многолик, и это не был голос чужого человека, — ты моя дочь. Сделай то, что я прошу.

Руки Милы непроизвольно потянулись к шее, где на тонкой пеньковой веревке висела черная сургучная печать — первая Метка Гильдии, по загадочному, необъяснимому замыслу Асидоры способная защищать жизнь своего хозяина.

— Дай ее мне. — Голос Многолика упал до шепота, и в тот же миг словно открылась та самая трещина в полу, сквозь которую просочился уже знакомый Миле холод. В этом мягком голосе всего лишь на миг прозвучала ледяная нотка. Словно открылся занавес отеческой личины Многолика, и она успела увидеть за ним его иную сущность — истинную.