Милая, 18

Деборе было одиннадцать лет, когда умерла ее мать, и она осталась хозяйкой дома для отца и маленького брата. Дел у нее было выше головы и до, и после школы: варить, убирать, ходить на базар, стирать. Андровские были так бедны, как могут быть бедны только польские евреи. Деборе приходилось часами торговаться на базаре, чтобы сэкономить злотый. Мать в ее памяти осталась больной и усталой, человеком, ожидавшим смерти как избавления.

Отец находил отдушину в глубокой вере, в неистовых молитвах, доходящих до экстаза. В синагоге он забывал обо всем: и о бедности, и о повседневной борьбе за существование. У мамы и такой отдушины не было: ежедневная молитва — привилегия мужчин.

Быть ”хорошей еврейской женой” значит скрупулезно соблюдать все обычаи. Когда Дебора подросла, всякие мелочи, казавшиеся ей лишенными смысла, начали приобретать значение. Почему мама особенно жаловалась на здоровье в канун субботы, когда папа приходил из синагоги? Потому что хорошая еврейская жена должна исполнять супружеские обязанности в канун субботы. А маме это было тяжело и неприятно. У нее было три выкидыша, еще один ребенок заболел и умер, когда ему был год. После рождения Андрея у мамы появилось еще больше болезней. ”С мальчиками будь осторожна, — говорила мама Деборе, — а то забеременеешь и будешь всю жизнь мыть полы, стирать белье, варить и рожать детей. Ничего хорошего от мальчиков не бывает, Дебора”. Так мама и сошла в могилу, оплакивая страдания, которые выпали на ее долю потому, что она женщина.

Мамины предсказания начали сбываться: Дебора мыла полы, стирала белье, и в ушах у нее звучали мамины слова, будто та продолжала их говорить из могилы.

Когда Деборе исполнилось пятнадцать лет, отец смог наконец переехать из трущоб в приличный район, на Слискую, где жили обеспеченные ортодоксальные евреи.

Хоть отец был человеком мягким, в глубине души Дебора считала его виновником маминой смерти. И когда она уже настолько подросла, что понимала, зачем отец ходит к женщинам с дурной славой, она еще больше укрепилась в своем представлении о том, какие гадости делают мужчины и женщины в постели. Семейные обязанности задавили ее, сделали пассивной. Сколько Дебора себя помнила, она всегда была одинока, не считая дружбы с братом Андреем. Единственным ее утешением было пианино. Когда, переехав на Слискую, Дебора перестала заниматься хозяйством, она с головой ушла в музыку и достигла в игре больших успехов. Но тогда отец стал требовать, чтобы она чуть ли не все время упражнялась, и она бросила музыку так же решительно, как прежде занялась ею.

С ней творилось что-то странное, пугавшее ее больше ночных кошмаров. Ей хотелось свободы, хотелось узнать поближе загадочный мир вокруг. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что она тонет в каком-то духовном гетто, и она бросила первый вызов: перестала даже подходить к пианино и заявила, что поступает на медицинский факультет университета. Там она сразу обрела настоящую подругу — Сусанну Геллер, готовившуюся стать медсестрой.

Деборе было восемнадцать лет, когда она познакомилась с доктором Паулем Бронским, блестящим молодым лектором, в которого были тайно влюблены все студентки. Дебора была удивительно хороша собой и столь же удивительно наивна.

Пауль Бронский, тщательно взвешивавший каждый свой шаг в жизни, захотел, чтобы она стала его женой. В ней сочетались все ценимые им качества: умна, красива, будет прекрасной матерью и замечательной хозяйкой — словом, она его устраивала и в смысле жизни, и в смысле карьеры.

Дебора вступила в большой мир слишком поспешно, не имея никакого опыта в отношениях между молодыми людьми и девушками. Она увлеклась Бронским, и мамины предсказания тут же сбылись — она забеременела.

— Я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты стала госпожой Бронской, — сказал Пауль.

— Я умерла бы, если бы ты этого не хотел.

— Ну, как можно этого не хотеть?! Дебора, дорогая… но пока нужно как-то избавиться от беременности.

— Что-о-о?

— Я знаю, тебе тяжело, но все наше будущее поставлено на карту. Тебе придется сделать аборт.

— Пауль… взять нашего ребенка и…

— Дорогая, тебе восемнадцать лет, ты моя студентка, подумай, какой будет скандал, если ты выйдешь за меня замуж уже беременной. Это не только позор для тебя и твоей семьи, но и гибель всей моей карьеры.

Она почувствовала себя виноватой. Мама была права, жить с мужчиной противно и больно. В силу своего религиозного воспитания она восприняла потерю ребенка как наказание за грех… Выйдя замуж за Бронского, она стала для него тем кладом, который он искал: прекрасной матерью, замечательной хозяйкой, исправной исполнительницей супружеских обязанностей.

* * *

Что это было — то странное и замечательное, что потянуло ее к Кристоферу де Монти? Он, как маленькую девочку, взял ее за руку и повел через темный, пугающий лес в золотой заоблачный дворец.

Тот страшный первый раз, когда они очутились наедине у Криса в квартире, случился потому, что между ними уже сложились такие отношения, при которых у мужчины с женщиной ничего другого случиться не может.

* * *