Милая, 18

— Да. И из-за Габриэлы тоже. Есть вещи, которые человек хочет выяснить перед тем, как уходит в бой.

— Мы о них сегодня говорили часа три. Где ты был в это время?

— Плохой я еврей, Алекс, — тряхнул головой Андрей и выпил. — Не тот я еврей, которым мог бы гордиться мой отец, да будет благословенна его память. Мой отец находил утешение в Торе на все случаи жизни, — Андрей подошел к окну, раздвинул гардины и махнул рукой в сторону Тломацкой синагоги.

— Но, Андрей, потому-то мы и бетарцы, и рабочие сионисты, и ревизионисты, что не нашли утешения в Торе.

— В том-то и дело, Алекс, что сионист я тоже плохой.

— Господи, кто тебе все это наговорил?

— Пауль Бронский. Он меня видит насквозь. Нет, не настоящий я сионист. Слушай, что я тебе скажу. Я вовсе не последователь А.Д. Гордона, и любви к земле у меня нет, хоть тресни. Я не хочу ехать в Палестину ни сейчас, ни потом — никогда. Мой город — Варшава, а не Тель-Авив или Иерусалим. Я — польский офицер, и это моя страна.

— Однажды ты мне очень образно объяснил, что не хочешь, чтобы у тебя отнимали кур. Разве это не сионизм? Разве мы не боремся за свое достоинство?

— Гиблое дело, — пробурчал Андрей, сел и тихо добавил: — Я хочу жить в Польше, хочу быть частью этой страны, коль скоро я ее подданный. Но вместе с тем я хочу оставаться самим собой и не отказываться от своего, как Бронский. Когда-то я хотел ходить в синагогу и верить, как мой отец; теперь я хочу верить в сионизм, как ты.

Александр потуже затянул кашне, приподнял стакан, и Андрей увидел у него на локте заплату.

— Тщетно желать быть поляком в своей стране, тщетно желать быть евреем на своей исторической родине, — продолжал Андрей. — То и другое — роскошь, для меня недоступная.

Он посмотрел в окно и увидел, что к дому подходит Габриэла.

”По крайней мере, еще одна ночь с ней перед отъездом, — подумал Андрей. — По крайней мере, хоть это”.

Глава девятая

Благостное настроение воскресной Варшавы, к несчастью, не могло замедлить движения стрелок судьбы, приближающихся к полудню. Министерства, военные учреждения и пресс-центры работали, как в будни.

Крис оставил бюро на Рози, а сам пошел в министерство иностранных дел узнать, нет ли новостей.

Нет. Пока все тихо.

Из министерства Крис пошел дальше, мимо массивных колонн у вечного огня на площади Пилсудского, в Саксонский парк. Воскресная публика гуляла по дорожкам, сидела на скамейках. Он миновал большой деревянный театр с афишами последних спектаклей летнего сезона. ”На следующей неделе может пойти уже совсем другой спектакль, с немецкими артистами”, — подумал Крис. Он остановился у пруда, посмотрел на часы и выбрал пустую скамейку. Теплое солнце, лебеди на воде — полный покой. Крис потер виски — после вчерашней попойки с Андреем у него побаливала голова.

В конце аллеи показалась Дебора. Она искала его глазами, но он не подал ей знака, ему хотелось подольше смотреть на нее. Сколько бы раз он ее не видел, все было, как в первый раз. Она подошла, села рядом, и он тихонько взял ее руку. Они долго сидели молча, не слыша ни шагов вокруг, ни смеха, доносившегося с пруда, где какой-то солдат чуть не перевернул лодку, слишком резко повернувшись к своей подружке, ни хлопанья крыльев встревоженных лебедей.

— Я пришла, как только мне удалось вырваться, — сказала она наконец.

— А почему ты не захотела прийти ко мне домой?

— Крис, — вздохнула Дебора, опустив голову, — мы и раньше-то поступали дурно, а теперь, когда Пауль уехал, это еще хуже.

— Ждать так мучительно. Каждую минуту прислушиваться, не идешь ли ты.

— Но ты же знаешь, что я хотела прийти, — сказала она, убирая руку, потому что дрожь в пальцах выдавала, как сильно она волнуется.

— Завтра я уезжаю, — сказал Крис.

Она вздрогнула.

— Всего на несколько дней. Еду на границу.

— Я так рада, что ты мне позвонил.

— С того вечера я не нахожу покоя. Дебора, вот мы сейчас сидим здесь, при солнечном свете, можем спокойно подумать, обсудить, как быть с Паулем.

— Нет, Крис, не сейчас, когда он в армии.

— А раньше еще что-то мешало, а раньше — еще что-то. Ей богу, я хочу, чтобы он не вернулся.

— Крис!

— Я знаю, он порядочный человек.

— Я тоже о нас много думала, Крис. Когда я с тобой… мне раньше и в голову не приходило, что… я могу так… Но я же поступаю против всех моих убеждений. Я не уйду от Пауля.

— Вы связаны чувством?

— Не тем, которое ты имеешь в виду. Того никогда не было, ты же знаешь. Но муж и жена много значат друг для друга и по другим причинам.

— Дебора, я тебя не оставлю, пока ты сама меня не прогонишь.

— В том-то все и дело. А я не могу, встречаясь с тобой, сохранять хоть каплю уважения к себе.

Он провел рукой по ее щеке, и она закрыла глаза.

— Не нужно, Крис, ты же знаешь, что со мной начинает твориться. Господи, я только усложняю тебе жизнь, зачем я тебе?

— Пойдем ко мне, — прошептал он, касаясь губами ее лица.

* * *