Милая маленькая игрушка

— Они непредсказуемы и опасны, и союз моей Братвы с ними шатается уже несколько десятилетий. Лоренцо Маркетти такой же злой, как и все, и я бы не стал исключать, что он может обидеться на меня и мою сестру, пересекающих границы, если это каким-то образом отвечает его интересам. Наши территории опасно близки, что только усиливает напряженность. Было рискованно позволять Бьянке посещать Роузхилл изначально, поэтому я дал ей разрешение, четко понимая, что она должна держать голову опущенной и избегать разжигания любых потенциальных конфликтов, которые могут закончиться войной за территорию. А сегодня я узнал, что она проводит время с близнецами Маркетти! Принимает их у себя дома, как обычных студентов колледжа! Эти мальчики опасны вдвойне, потому что я не думаю, что они достаточно взрослые, чтобы понимать вес своего имени. Она играет с огнем, и я не могу решить, то ли ей нравится кайф, то ли ей просто нравится меня злить.

Теперь я понимаю, почему он так расстроился, когда я сказала, что собираюсь сегодня вечером танцевать с близнецами. Вероятно, его мысли сразу же обратились к Маркетти. Я отбрасываю эту мысль, когда Илья встает с дивана и начинает мерить шагами стену окон, выходящую на набережную озера. Я провожаю его взглядом, потрясенная волнами его гнева.

— А дружба с близнецами Маркетти не поможет укрепить этот союз? — Мягко предлагаю я, пытаясь рассеять его гнев на сестру.

Илья проводит пальцами по своим густым кудрям и поворачивается ко мне, его темные глаза задумчивы.

— Может быть. Но рисковать не стоит. Лоренцо Маркетти слишком непредсказуем. Его старшего сына, Николо, я не знаю достаточно хорошо, чтобы оценить, может ли он быть активом или обузой. И из того немногого, что я наблюдал за близнецами, они беспечны и молоды, и с одинаковой вероятностью могут случайно наткнуться на мину, как и безопасно ее обезвредить.

Из того, что я наблюдала за Николо, я бы не рассчитывала на то, что он сможет как-то помочь делу Ильи. Его собственные интересы, похоже, на первом месте. Я начинаю понимать, почему Илья так расстроен. Но более того, когда он снова садится рядом со мной на диване, я поражаюсь тому, насколько открыто он высказывает свои опасения.

Обычно мы не говорим о его делах, с тех пор как он впервые выдвинул свое предложение. В тот вечер он проявил себя довольно прямолинейно, чтобы я знала весь масштаб того, во что ввязываюсь. Но Илья старался избегать личных подробностей в течение года, что я его знаю.

И все же сегодня вечером он кажется почти уязвимым. То, как он снова проводит рукой по волосам, дергая за корни, напоминает мне о моей нервной привычке грызть ногти. Я внезапно осознаю, что уже давно не грызла ногти до полного исчезновения, с тех пор, как в моей жизни появился Илья. Он забрал у меня тревогу, которая раньше мучила меня, и я хотела бы, чтобы я могла что-то сделать, чтобы облегчить его смятение.

Я вижу проблеск боли, которую Илья несет от того, что так неожиданно потерял отца. И под его кажущимся гневом на сестру я обнаруживаю его скрытую любовь к Бьянке, его заботу о ее благополучии, несмотря на то, как он всегда был непреклонен в том, чтобы не формировать привязанности.

Не задумываясь, я выпаливаю вопрос, который терзает меня в глубине души:

— Смерть твоего отца заставила тебя точно решить, что ты не хочешь нормальных отношений?

Илья резко смотрит на меня, в его глазах проглядывается удивление.

— Нет, хотя я и усвоил этот урок от отца, это произошло задолго до его смерти. Видишь ли, мой отец знал, что такое любовь. Он женился на моей матери из-за нее, а потом потерял ее. Она умерла молодой, убитой одним из его людей, который оказался предателем, и ее смерть почти сломала его. Мне было всего пять лет в то время, и то, что мой отец — сильный, могущественный человек, был таким разрушенным, потрясло меня. И однажды он вызвал меня в свой кабинет и предупредил, что мужчины в нашей семье не могут позволить себе роскошь эмоций, таких как любовь. На нас лежит большая ответственность как на лидерах нашей Братвы. После этого это была вращающаяся дверь из женщин, с которыми мой отец прекращал видеться, как только они беременели.

Мое сердце сжимается при виде пятилетнего Ильи, потерявшего мать и наблюдающего, как его отец разваливается. Насколько же потерянным он, должно быть, себя чувствовал.

— Что… случилось с женщинами, которые беременели? И их детьми? — Осторожно спрашиваю я, боясь узнать ответ, так как у меня сложилось впечатление, что Бьянка — его единственная сестра.

— Мой отец платил за то, чтобы они все жили раздельно, и чтобы ему не пришлось их знать. Я потерял счет своим единокровным братьям и сестрам, которых я даже никогда не видел.

Это почти облегчение.

— Чем Бьянка отличается? — Спрашиваю я.

Снисходительная ухмылка расплывается на лице Ильи, первая улыбка за вечер.