— Однажды она просто появилась у нас на пороге, желая узнать своего отца он, конечно, отшил ее, но мне понравился ее пылкий дух, и я решил, что хочу познакомиться со своей единокровной сестрой. После этого мы часто встречались, и после смерти отца я пригласил Бьянку и ее мать переехать в семейное поместье. Я подумал, что смогу присматривать за ней, заботиться о ней так, как мой отец отказывался делать для всех своих детей, кроме меня.
Улыбка исчезает с его губ, и Илья снова хмурится.
— Теперь я начинаю понимать, почему мой отец не хотел знать ни одного из своих внебрачных детей. Бьянка доставляет больше хлопот, чем стоит.
Неожиданный смех вырывается из моих губ.
— Ты не это имеешь в виду, — горячо упрекаю я, протягивая руку, чтобы сжать большую руку Ильи. — Ты, очевидно, любишь свою сестру и заботишься о ее безопасности. Ты просто беспокоишься о ее благополучии, и тебе не нравится мысль о том, что она подвергает себя опасности. — Видеть уязвимость Ильи, когда дело касается его сестры, умилительно, и мне нравится знать, что в этом мире есть кто-то, кто ему действительно дорог, что он не просто хладнокровный убийца с железной волей. Я могу не верить в романтическую любовь, но именно наши более глубокие связи делают нас людьми.
Илья вырывает свою руку из моей, и его глаза сужаются.
— Ты наивна, если думаешь, что я могу любить кого угодно, независимо от нашей крови, и не тебе говорить мне, что я чувствую к своей сестре.
Его слова жалят, и я инстинктивно отстраняюсь, не желая, чтобы меня поймали на чувстве уязвимости, когда он явно завершает наш открытый разговор. Я намеревалась своим комментарием помочь ему успокоиться по поводу Бьянки и стресса, который она вызывает, но, похоже, получилось наоборот. Илья встает с дивана и поворачивается ко мне, глядя на меня сверху вниз своими темными глазами, от которых мое сердце трепещет.
— Ты слишком много берешь на себя, а питомцев, которые забывают свое место, нужно наказывать.
У меня сжимается живот, когда голос Ильи без предупреждения переходит на низкий, опасный голос Дома. Даже когда я пошатываюсь от внезапной перемены в его настроении, мое тело жадно реагирует, все сдерживаемое ожидание за последнюю неделю воздержания выходит на поверхность и сжигает любые обиды, которые у меня могли быть.
— Вставай и снимай одежду, — командует он.
15
ИЛЬЯ
Кажется, все женщины в моей жизни сегодня настроены задавать мне вопросы. Разочарование так сильно меня напрягает, что я чувствую, что могу просто сломаться, и в то же время, будучи вдали от Уитни больше недели, я жажду оказаться внутри нее. Ее колющие вопросы, ее небрежно проницательные замечания обнажают мои эмоции так, как я не могу выносить, и ее простое прикосновение, когда она схватила мою руку, заставило меня переступить черту. Мне нужно выпустить напряжение, нарастающее глубоко внутри меня, и Уитни нужно преподать ценный урок, что мой мир состоит из насилия и силы, а не любви и заботы.
Глаза Уитни расширяются, и она облизывает губы, медленно вытягивая ноги с дивана, чтобы встать передо мной. Она молча подчиняется моему приказу, ее глаза удерживают мои, когда ее руки тянутся за шею, чтобы развязать платье. Бархатисто-серая ткань падает вперед, стекая по ее телу, как вода, и обнажая ее полные, дерзкие груди. Ее пальцы стягивают ткань, прилипшую к ее талии, вниз по ее ногам, и она падает на пол с тихим шорохом. В одно мгновение она стоит передо мной в одной лишь короткой полоске темно-синего кружева, прикрывающей ее киску.
Мой член напрягается, когда я вглядываюсь в ее идеальную форму, ее упругую молодую плоть, в то, как ее соски морщатся от внезапного воздействия прохладного воздуха. Я обхватываю одну упругую грудь, с силой массируя ее ладонью, и Уитни резко вдыхает, ее соски еще больше твердеют в ответ. Схватив ее за плечо, я дергаю ее вперед и разворачиваю. Она задыхается, когда ее спина соприкасается с моей грудью, и мои руки обхватывают ее, прижимая ее ко мне. Я вдыхаю коричный аромат ее волос, исследуя каждый дюйм ее тела руками, сжимая, ощупывая, грубо притягивая ее к своей эрекции, пока я тру вперед по ее упругой, спортивной заднице.
Мои пальцы находят кружево ее узких стрингов, и я обхватываю его пальцами, прежде чем резко дернуть. Уитни вскрикивает, когда ткань рвется, и я вытаскиваю ее из-под ее бедер, позволяя кружеву дразнить ее клитор, выскальзывая. Моя другая рука тяжело лежит на ее груди, надежно удерживая ее на месте, даже когда она начинает извиваться.
— Теперь наклонись через спинку этого стула, — командую я, подталкивая ее к акцентному стулу, стоящему в дальнем конце журнального столика.
Уитни спотыкается вперед, но быстро восстанавливает равновесие, делая то, что ей говорят, как всегда послушный питомец, который любит наказания. Обычно я не испытываю искушения наказать ее так основательно. Однако она толкнула меня за край, и на этот раз ее шлепки будут не такими легкими, игривыми, как раньше.