Милана Грей.2

поклялся провести всю жизнь в радости и в горе. Я с Лисой познакомился на свадьбе

твоих родителей, – обнимая тетю левой рукой, Джеймс взял ее за руку, и я обратила

внимание на два одинаковых обручальных кольца.

– Пойдемте, нас ждет карета, – сказала Лиса.

Глава 7.

– Лиса, мы выйдем на Дырявой площади. Я хотел кое-куда сводить Милану, – сказал

мистер Логон, взглянув в окно.

– Хорошо. Я покушать приготовлю, а то не успела, – призналась тетя, смущенно

улыбнувшись мужу.

– И долго ты стояла на платформе?

– Не-е-е, – протянула она, мотая головой. – Часика полтора-два.

Джеймс рассмеялся, и Лиса ему улыбнулась. А я, как дура, сидела напротив и улыбалась

всю дорогу, разглядывая их уже как родственников. Как бы сухо это не звучало, но мне

нравилось просто сидеть и смотреть, как они привычно обсуждают свои семейные

проблемы. Мне казалось, что я часть их семьи, нет, мне просто хотелось быть частью

такой замечательной семьи. Так почему бы себе не позволить поиграть в «Дочки-матери»

и не насладиться этим?

– Тетя Лиса, а у меня есть еще родственники?

– Нет, – тихо ответила Лиса, но, поняв, что это не тот ответ, который я ждала, сказала: – У

Джеймса есть двоюродная сестра, а у нее муж, дочка, которая, кстати, в следующем году

будет поступать в твою школу. Я думаю, ты можешь считать их родственниками. Они

хорошие, ты им понравишься.

Я ей улыбнулась, но получилось это совсем неискренне. У меня остались только тетя и

Джеймс. Замечательно, что у меня хоть кто-то есть. И глупо ныть, ведь совсем недавно я

не могла даже мечтать об этом.

– Милана, называй меня Лиса, а то это «тетя» мне не нравится. Звучит так, как будто я

старая, –улыбнулась тетя.

– Милана, я тоже хотел бы тебя попросить, за стенами школы называй меня просто

Джеймс, все-таки мы не чужие, – присоединился он.

– Хорошо. Лиса и мист… и Джеймс, – поправила себя я.

Тетю называть по имени я привыкну быстро, так как только недавно познакомилась с ней

и еще даже не привыкла называть ее тетей, а вот Джеймса… Его я мистером Логоном

называла четыре месяца, и, к тому же, он мой учитель - переучить себя будет непросто.

Пусть это будет ему наказанием за долгое молчание. (Это не было страшным проклятьем, а всего лишь шуточным оправданием.)

Оставшуюся дорогу я все также сидела напротив и рассматривала новоиспеченных тетю и

дядю. Родственники – какое замечательное слово. Так все это греет в зимний день. Я

согласилась довериться мистеру Логону потому, что было нечего терять. А сейчас я

мечтала, чтобы Лиса и Джеймс никогда не покинули меня.

Я плохо помнила родителей, но я помнила любовь к ним. Их нет с нами, но я горжусь ими

и люблю их, я им стольким обязана… Я мечтала узнать о них все, все, что они не успели

мне поведать. Хотела узнать о проказах папы, о влюбленных взглядах, посвященных

маме. Хотелось такой же красивой картинки, как в рекламах или в кино. Но

единственные, кто был со мной, это Лиса и Джеймс, замечательная пара, они любят

меня, но все-таки они не папа с мамой.

Мы с Джеймсом вышли у уже знакомого мне фонтана. С первой моей встречи с этой

площадью мало что изменилось. Дети окружили незамерзающий фонтан. Снежинки

трусливо облетали цветную воду и падали на детские ручки. Движение на площади, по

сравнению с прошлым разом, уже нельзя было назвать оживленным. Привычные здесь

толпы людей спешили спрятаться от холода, только дети подбадривали фонтан смехом, потирая замершие руки в варежках.

Мы свернули в одну из многих узких улочек. Чем дальше мы шли, тем меньше людей нам

попадалось, а за оставшиеся полпути нам вообще никто не встретился. Мы уткнулись в

высокий деревянный забор: вскинув голову вверх, можно было подумать, что он

упирается прямо в серое небо. Джеймс подергал пару шершавых досок и наткнулся на

открученную снизу, он отодвинул ее и пропустил меня. Я влезла в дырку, и мои сапоги

скрылись в снегу. Из-под снега виднелись горелые доски, еле стоявшие стены, рамы и

битое стекло.

– Иди за мной, – сказал мистер Логон, с трудом вылезая из дырки в заборе, и направился

к другой стороне участка.

Все тут было пропитано старостью: шум голых деревьев, скрип оторванной ступеньки, висевшей на одном гвозде на лестнице, ведущей вверх, в никуда, даже здешний хозяин

– ветер ворчал, как старик.

Мы подошли к надгробной плите. «Алиса Грей», – гласил крупный шрифт на камне. Я

стряхнула прилипший к буквам снег, и тогда показались другие буквы: «Мать, жена, друг

и замечательный человек».

– Я сразу как вернулся в город, поставил надгробие, – объяснил Джеймс, стряхивая

последние снежинки с камня.

Я вспомнила лицо мамы: молодое, веселое. Удушье подкралось к горлу, плакать уже не

было сил, и я, попросив у мамы прощения, оставила Джеймса одного. Я подошла к

обгорелым стенам дома и оглянулась: снег на могиле придавила красная роза, теплые

лепестки обволакивал голубой холод. Я отвернулась и шагнула на обломки, торчащие из-

под снега. Смотря под ноги, я вышла в центр и подняла голову. Выцветшие, обожженные