Милашка на вираже

– Надо же так обозвать ресторанчик, – захихикала я.

– Мальвина, девочка с голубыми волосами, никого не смущает. Чем деревянный мальчик розового цвета хуже? – спросил Попов. – Возьми наличные. Аэлита готова побеседовать только за гонорар.

Кафе оказалось неуютным, напоминало советскую столовую. Квадратные столы без скатертей или клеенок, в центре лоток с солью-перцем. Сидеть пришлось на жестких пластмассовых стульях, а еду брали сами посетители.

Я взяла старый битый поднос, сделала пару шагов и очутилась напротив толстой тетки в белом халате.

– Из супов сегодня борщ по-московски, лапша куриная, – хмуро сообщила она, поправляя на голове колпак из накрахмаленной марли, – вам порцию или половину?

– Спасибо, – поблагодарила я, – лучше второе съем.

– А мне целую лапшу, – заказала Аэлита и повторила: – Целую! В прошлый раз недолили.

– Шикуешь? – ухмыльнулась дама с половником. – Сейчас живо свои деньги прожрешь и придешь в долг просить. На второе котлета с гречей, макароны по-флотски.

Я чуть не заплакала от умиления. Время в кафе замерло в прошлом веке. «Котлета с гречей» – любимое блюдо первоклашки Вилки в школьной столовой. Но сейчас я не готова его попробовать, удовлетворюсь компотом из сухофруктов.

Взяв стакан с мутной желтой жидкостью, в которой плавало три разваренных кусочка яблока и нечто, похожее на огрызок груши, я села на стул, положила на стол руки и ощутила, что поверхность липкая. Теперь, едва не зарыдав от приступа ностальгии и прогнав из памяти семилетнюю Вилку, которая отчаянно завидовала Насте Тихоновой, потому что та могла купить к компоту булку с маком, а у меня никогда не было ни копейки, я спросила у Аэлиты:

– Где вы познакомились с Сергеем Черновым?

– Деньги вперед, – деловито сказала та.

Я отбила подачу.

– Покупать кота в мешке не мое хобби.

– Сначала рубли, потом информация, – не дрогнула Кробченкина.

«Сначала деньги, потом стулья!» Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» сохранил свою актуальность и в эпоху дикого капитализма в России.

Я вынула кошелек. Аэлита внимательно смотрела, как из него появляются купюры, потом схватила их и так быстро спрятала, что было невозможно понять, куда они делись.

– Я честная девушка, – заявила Аэлита.

Вот объясните, почему, услышав фразу: «Я честный человек», у меня мигом возникают сомнения по поводу порядочности собеседника?

– Вы спросили, где я встретила Чернова, – начала Аэлита после того, как мы наконец завершили акт оплаты ее откровений. – Он ко мне домой пришел. Живу я в Товарове.

Я не смогла сдержать удивления.

– В Товарове? Но там давно никто не живет. Деревня вымерла.

– Так и я зарегистрирована в другом месте, – поморщилась Аэлита, – вы правы, в селе никого, кроме меня, нет. Фабрика закрыта, другой работы в округе не найти, соседи разбежались кто куда, да и было-то их всего две семьи, вместе с нашей три. Остальные приезжали на работу. Моя мама была уборщицей, тетя Лена сидела в бухгалтерии, а Екатерина Михайловна на складе чего-то делала. Когда предприятие закрыли, мамочка уже умерла, а я только школу окончила, пошла учиться маникюр-педикюр делать. Дом у нас из двух комнат, удобства во дворе, огород и куры. За всем мамуля следила. После того как ее похоронили, хозяйством никто не занимался. Соседки в Москву смотались. У одной там дочь, у второй сестра. Дома свои они на продажу выставили, да кому их халупы нужны? После окончания курсов я решила в Москве на работу устроиться. Но нигде не брали, видели областную прописку и рожи воротили, типа, нам деревня зачем? Потом мне одна девочка дала адресок бабушки, которая за сто тысяч рублей прописывала у себя людей. Только не гастарбайтеров, россиян. У нее двушка в Капотне. Деньги огромные! Но я смогла их надыбать, недавно только расплатилась с тем, кто их дал. Теперь считаюсь столичной жительницей, а в реале в Товарове как жила, так и живу.

– Наверное, неудобно жить в безлюдном селе, – посочувствовала я, – и страшно.

Аэлита сделала глоток компота.

– Мне еще повезло. Электричество почему-то не отключили, а платить за него не надо, потому что официально света нет. А в реале он есть. И остановку рейсового автобуса не убрали. Автобус возил сотрудников фабрики, раньше много людей там сходило утром, а вечером уезжало. Сейчас я одна. Водители меня знают, ждут, если я опаздываю, но это бывает редко, аккуратно прибегаю.

– Верк, – закричал кто-то, – куда пирожные ставить?

– Слева пихай, – ответил другой голос.

Аэлита горестно вздохнула, я встала, купила по одной штуке каждого пирожного и поставила в центр стола.

– Угощайтесь.

– Спасибо, – обрадовалась собеседница и схватила «орешек» с вареной сгущенкой. – А насчет того, что одной страшно… Да, верно, но потом привыкаешь. Я давно поняла – никто ко мне не полезет, все думают, что в Товарове никого нет. Только однажды вечером постучался мужчина, имя назвал, паспорт показал: Сергей Петрович Чернов. Он спросил:

– Вы тут давно живете?

Узнал, что с рождения, и продолжил:

– В ноябре на повороте авария случилась. Вы о ней слышали?

Аэлита схватила венгерскую ватрушку.