Миленький ты мой

На следующий день я бросилась в город, в больницу. Врач подтвердил мою беременность.

— Аборт? — удивился он. — Да вам же уже, дорогая…

Он посмотрел на год моего рождения на карточке. — Нужно рожать!

Ага, как же! Рожать. Без мужа, без денег. Без сердца…

Я взяла направление и вернулась домой. Аборт был назначен через шесть дней.

Ночью, когда я лежала с открытыми глазами, думая про свою нелепую жизнь, глядя в потолок и слыша скрип дерева во дворе и писк мышки в сенях, я вдруг решила: завтра найду Димку и все ему расскажу!

Господи, какая все это чушь — наши размолвки и непонимание! Какая все ерунда и глупость! Какая нелепость! У нас с Димкой будет ребенок! И что может быть важнее этой новости? Все остальное — мелочи и чепуха! Он будет счастлив, мой муж! Мы будем счастливы! Вместе! Этот ребенок и послан нам для того, чтобы… Ну, все понятно!

И я, счастливая и успокоенная, в первый раз крепко уснула.

Наутро я поехала в совхоз, в Дом колхозника.

Мне сказали, что Димка ушел в магазин. Комната его была в начале коридора, и я зашла в нее, чтобы его дождаться. Была суббота.

Я села на кровать и стала ждать мужа.

Димка появился через полчаса, а я тем временем прикорнула, свернувшись калачиком. Мне все хотелось спать, спать, спать… Видимо, измученный мой организм решил набираться сил.

Дверь скрипнула, и я открыла глаза. На пороге стоял Димка, держа в руках бутылку вина и кулек с конфетами.

Господи! Он почувствовал! Он почувствовал, что я приеду!

Я приподнялась на кровати и улыбнулась. Димка был явно растерян и обескуражен.

— Лида? — спросил он, словно не веря глазам. — Ты… здесь… откуда?

Я пожала плечами и поправила волосы. Но ответить не успела. В дверь постучали. Димка обернулся и кашлянул.

Я одернула кофточку и нашарила ботинки.

Дверь открылась и на пороге показалась… Маша. В розовом плаще и блестящей, в ярких цветах, косынке.

Она смотрела на Димку и улыбалась. Потом увидела меня и — естественно, растерялась.

— Я тебе все объясню! — фальцетом выкрикнул он.

И выкрикнул он это… Маше!

Я встала с кровати.

— Не надо, Дима! — сказала я. — Я сама ей все объясню! А ты, — я улыбнулась, — ты не страдай! Лучше поставь в банку цветы! Завянут ведь, Дима! Красивые!.. И дорогие, наверное?

Они молчали. Оба. У двери я обернулась:

— Да, кстати! Маша! А ты ведь, кажется, в Бога веришь? На исповедь ходишь, посты соблюдаешь? А как же тогда получается, что ты, Маша, ходишь к женатому человеку? Да еще в общежитие? Можно сказать, прямо в постель?

Бледная Маша покрылась румянцем — заалела как маков цвет. И глазки свои опустила.

Я громко вздохнула и шагнула за порог.

Догнал меня голос Димки — все еще моего законного мужа:

— Лида! Повестка в суд скоро придет! Проверяй почту!

— Сволочь! — ответила я и быстро пошла прочь.

Слез не было. Одна пустота. Пустота — черная, грязная, вонючая, как осенняя лужа, — затопила мою душу до дна.

Мне было противно. Как быстро он утешился… Как быстро прикинул, сообразил! Верующая и тихая Маша, скромная, нежная, как полевая ромашка — вот это жена! Какая там Лида, с ее поганым языком, мутной душой, темным прошлым и злобной натурой?

Не верующая ни во что, всех подозревающая, холодная сердцем.

«Черт с вами! — думала я. — Да подавитесь! Подавитесь своим счастьем, подавитесь своими планами! Жизнью своей подавитесь! А мне ничего такого не нужно! Я как была одна, так одна и проживу. Меня, в конце концов, всю жизнь предавали! Мне что, привыкать?»

Храбрилась я. Старалась храбриться. Но, понятно же, как мне было плохо и тошно.

И еще я поняла одно: никому! Никому я больше не поверю. Никого не полюблю. Ни к кому не испытаю жалости. Хватит, наелись! Довольно страданий. Теперь вы все… будете страдать от меня.

Вечером пришла тетя Галя. Открывать я ей не хотела, но она так барабанила в дверь, что пришлось.

Увидев меня, она всплеснула руками и заголосила:

— Ой, Лидка! Да что с тобой, милая? На тебе ведь лица нету! И глаза завалились!..

А потом она достала «пузырек» — Галя любила выпить и всегда гнала самогон.

Впрочем, в деревнях гнали все. И даже моя баба Маня. Для чего — непонятно.

Галя пришла помянуть Полину Сергеевну.

А помянули мы с ней мою семейную жизнь.

Напилась я быстро: весь день не ела, устала, да и нервы — все понятно.

Напилась и все ей рассказала — про Димку, про тихую разлучницу Машу и про мою беременность…

Галя снова заохала, запричитала и насоветовала мне от ребеночка не избавляться. Рожать. А уж потом предъявить Димке его, ребеночка, и… По ее версии, Димка должен «уделаться от радости и снова меня полюбить».

— Куда он тогда денется, Лидка? Вернется — ей-ей! Вот увидишь! Вернется!

Мне стало смешно.

— Не хочешь? — удивилась она. — Тогда так! Пусть пузо подрастет, а месяце на шестом ты явишься с пузом. Как с карточным тузом. «Все, Дима! Через три месяца мы с тобой родители!.. Что, не согласен? Тогда плати алименты!» И, кстати, на суд, Лидка, не ходи! А принеси туда справку из поликлиники! Кто тебя разведет беременную? Никто! Так и получишь ты своего Димку обратно!

— А если я не хочу? — усмехнулась я.

Галя удивленно захлопала глазами:

— Как так — не хочу? Не поняла!..