Миля над землей

Я смотрю на него, желая прикоснуться. Поцеловать. Взять за руку. Практически все, что угодно, но я могу только смотреть. И я, мать вашу, смотрю.

Белая льняная рубашка украшает торс, несколько верхних пуговиц расстегнуты, обнажая смуглую кожу и золотую цепочку. Его брюки оливкового оттенка – самая легкая пара, которую я когда-либо видела на нем, но тем не менее они выглядят чертовски дорого. Это совсем другое дело – видеть его в чем-то другом, кроме его типичных черных сдержанных костюмов.

– Слушайте, то, что вы двое встречаетесь, – шепчет Райан так, чтобы слышали только мы трое, – не значит, что мне нужно видеть, как вы лапаетесь у меня на глазах.

– Ничего не могу с собой поделать, – не задумываясь, говорит Зандерс, не отрывая от меня взгляда. – Она сногсшибательна, и прошлой ночью она сделала мне…

Я быстро закрываю ему рот ладонью, прежде чем с сожалением отдергиваю руку. Мои глаза мечутся по комнате, но, похоже, никто не видел, что я так неосторожно прикоснулась к нему.

Райан зажмуривается, отказываясь слышать то, что начал говорить Зандерс.

– Чувак, она все еще, мать твою, моя сестра. И если вы двое так себя ведете, пытаясь сохранить это в секрете, я даже не хочу знать, на что это будет похоже, когда вы наконец станете достоянием общественности.

Эта мысль какое-то время не приходила мне в голову, в основном потому, что я себе этого не позволяла. Это вселяет в меня надежду, но на данный момент эта мечта слишком далека. Зандерсу нужно подписать новый контракт. И единственный способ для этого – сохранить имидж хоккейного плейбоя. По крайней мере, так считает его агент.

Я могу только надеяться, что, как только бумаги будут подписаны, он больше не будет заботиться о соблюдении приличий, и, надеюсь, к тому времени я подумаю о поиске другой работы.

Зандерс опускает взгляд на мои руки:

– Могу я предложить тебе выпить?

– Я не пью.

– Почему?

– Ну, потому что ты не пьешь, и я надеюсь, что позже ты меня захочешь, но я знаю, что ты этого не сделаешь, если будешь трезв, а я – нет.

Его губы начинают озорно приподниматься, грязные слова вертятся на кончике языка, но Райан вмешивается прежде, чем Зандерс успевает заговорить.

– Я все еще здесь, и я все еще твой брат.

– Я сделаю вид, что не знаю, какая ты на вкус, и потусуюсь с Мэддисоном, пока он не решит вернуться в номер.

– Я все еще здесь, – невозмутимо отвечает Райан.

Карие глаза Зандерса наполняются нежностью.

– Прекрасно выглядишь, Ви. – Он поворачивается к моему брату, толкая его кулаком. – Рад тебя видеть, чувак.

Мой парень уходит общаться со своим другом, и я не могу не смотреть вслед его удаляющейся заднице. Идеальной заднице хоккеиста.

– Он чертовски легкомысленный, – смеется Райан, обнимая меня за плечи.

– Попробуй вести себя так же.

– Нет. Мне и так хорошо.

– И «рад тебя видеть, чувак»? Что, черт возьми, это был за броманс?[22]

– Мы ходим на одну арену и в одну раздевалку. Часто видимся. Не придавай значения.

– Вы, ребята… друзья? – Мои глаза широко раскрыты, на лице расплывается улыбка.

– Не преувеличивай.

– Инди, пожалуйста, полюби меня, – скулит Рио, обнимая Инди.

– Рио. Нет, – смеется она, выпивая пятую порцию «Маргариты». – Ты еще ребенок. Я разрушу твою жизнь. Я сейчас разрушу чью угодно жизнь.

– Ты можешь разрушить мою жизнь. Меня это вполне устроит.

– Твой паренек сегодня немного безрассудный, – шепчу я Зандерсу, стоя с ним за столиком напротив Инди, Рио и моего брата.

– Он каждый вечер такой, – вздыхает Зандерс, прижимаясь своим плечом к моему. – Я пытался его научить, но он ничему так и не научился.

– Я думаю, его горячность – часть его обаяния. – Я прижимаюсь всем предплечьем к руке Зандерса, это единственная форма прикосновения, которую мы можем позволить себе публично, когда вокруг слишком много глаз.

Он приподнимается на локте, полностью поворачиваясь ко мне лицом и загораживая трех человек напротив нас.

– А в чем мое обаяние?

– Твое обаяние?

– Угу.

– Ну, твоя скромность, очевидно.

– Очевидно.

– Твой огромный член, очевидно.

– Я вижу, мы покончили с сарказмом.

– Но помимо очевидных вещей, ты заставляешь меня нравиться себе, а я уже давно такого не испытывала.

Зандерс хмурит брови:

– Ви, ты не должна говорить такие вещи, когда я не могу тебя за это поцеловать.

– Ну, это правда. Мне нравится быть такой, какая я с тобой.

– Черт возьми. – Он оглядывает переполненный бар, потом снова смотрит на меня, наклоняется и шепчет: – Позже вечером я покажу тебе, насколько мужчине, которым ты меня сделала, нравится та женщина, которой ты являешься.

– Инди, ты сейчас одинока. А я одинок с… всегда, – продолжает умолять Рио, возвращая наше внимание к их столику. – В чем проблема?

– Проблема в том, что тебе нужен учитель, и я уверена, непременно найдется какая-нибудь девушка с изюминкой. Но это не мое.

– О, да ладно, Индиана, – вмешивается мой брат. – Ты можешь научить его петь «Мое сердце будет биться»[23] в три часа ночи и не давать спать всем в многоквартирном доме.

Карие глаза Инди темнеют.

– Во-первых, меня зовут не Индиана!

О, да она пьяна.