Миля над землей

Мэддисон откидывает голову на подголовник, как будто мои слова подействовали и на него.

По лицу Зандерса видно, какую физическую боль причиняют ему мои слова, но по большей части мне это безразлично. Он причинил боль мне. Будет справедливо, если он почувствует крошечную толику того, что испытываю я.

Это ложь. Я слишком сильно люблю его, чтобы желать ему боли, но из чувства самосохранения я не знаю, как справиться с ситуацией в этот момент. Или в любой другой момент, на самом деле.

– Газированную воду, я полагаю?

Резко выдыхая, он быстро моргает и качает головой, пока наконец не отпускает мою руку и не позволяет мне уйти.

Не отрывая взгляда от заднего камбуза, я заставляю свои ноги нести меня туда как можно быстрее, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица, пока не смогу спрятаться.

– Ну ты крута, – делает комплимент Инди, как только я захожу в наше рабочее пространство. – Если захочешь поплакать, я тебя прикрою.

– Хорошо, – мой голос срывается. – Может быть, всего на секундочку.

Остаток полета до Сиэтла я провела, прячась на заднем сиденье. В какой-то момент Рио высунул голову, отпуская какую-то шутку насчет того, что мы с Зандерсом целый год встречаемся у всех за спиной, но когда я даже не улыбнулась, он понял свою ошибку.

Похоже, кроме Мэддисона, никто в команде не знает, что мы расстались. Я не знаю, хорошо это или плохо, но стараюсь не придавать этому значения. В конце концов, между нами все кончено, так что если хвататься за соломинку, чтобы дать себе немного надежды, это только продлит душевную боль, которая, я убеждена, и так будет длиться всю жизнь.

Моя рабочая униформа напоминает мне о комплиментах, которыми осыпал меня Зандерс, когда я ее надевала, поэтому, зайдя в гостиничный номер, я снимаю ее и переодеваюсь в свои самые удобные спортивные штаны. Что, конечно, тоже напоминает мне о нем. Я даже не взяла с собой те, что подарил мне он, но это не имеет значения.

Из моего номера открывается вид на Большое колесо обозрения Сиэтла, расположенное прямо у воды, но, каким бы красивым оно ни было, оно напоминает мне Военно-морской пирс в Чикаго. И ниточка воспоминания тянется к квартире Зандерса, которая, в свою очередь, напоминает мне о самом Зандерсе.

Я ненавижу, что мой мозг ассоциирует его с каждой частичкой моей жизни в Чикаго. Лучше бы я не думала о нем каждую секунду каждого дня. Но этот город полон им, и я не знаю, как от него избавиться. Он заполонил все сферы моей жизни.

В моем сердце Чикаго олицетворяет Зандерса, но такая же история почти со всеми городами Северной Америки, которые мы посетили вместе.

Выключив весь свет в своем номере, я зарываюсь под одеяло, нуждаясь в темноте, чтобы хоть немного поспать. Сейчас всего три часа дня, но сон позволяет отключить мысли, поэтому я сплю все дни напролет, надеясь, что это поможет быстрее скоротать время.

На прикроватной тумбочке звякает мой телефон, освещая темную как смоль комнату, и я не могу быть более благодарна, видя на экране имя отца. Ответив на звонок, я почти уверена, что слышу вздох облегчения.

– Привет, пап.

– Ви! Как дела у моей девочки?

– Бывало и лучше.

Между нами повисает небольшая пауза. Отец узнал о моих отношениях с Зандерсом примерно в то время, когда мы расстались. Хотя часть меня думает, что он знал об этом с тех пор, как приезжал на Рождество.

– Райан звонил. Он беспокоится о тебе. Хотел, чтобы я проверил, как ты.

– Это мило с вашей стороны, но со мной все будет в порядке.

Возможно, это неправда, но я пытаюсь храбриться.

– Ну, я обещал твоему брату, что заеду. В каком ты номере?

– Что?

– В каком ты номере? Я возле отеля.

Мои глаза расширяются, я отрываю телефон от уха, чтобы посмотреть на него, хотя и не знаю зачем. Папа звонит не по видеосвязи, и я не могу увидеть, что он в Сиэтле. Я потрясена.

– Правда? – Мой голос срывается, впервые за долгое время я чувствую проблеск надежды.

– Да! Впусти меня!

Папа стучит в мою дверь, и я бросаюсь к нему с крепкими объятиями, нуждаясь в радости, которую он всегда приносит в мою жизнь.

– Я тоже скучал по тебе, Ви. – Он сжимает меня в крепких медвежьих объятиях и демонстрирует упаковку из шести бутылок. – И я принес пиво.

– Слава богу. Я знала, что неспроста тебя люблю.

Папа открывает две бутылки, вручает мне одну и усаживается на диван напротив.

– Итак, что происходит?

Я выдавливаю снисходительный смешок.

– С чего мне начать?

– А с чего ты хочешь начать?

Я делаю большой глоток, пытаясь подавить эмоции, которые стремятся вырваться наружу.

– Зандерс со мной порвал.

– Итак, теперь мы его ненавидим или как?

Это вызывает у меня смех.

– Я пока не решила.

– Он назвал тебе причину или это было неожиданно?

– Я не знаю. Он назвал причину, но я не уверена, что верю ему.

Папа молчит и ждет продолжения.