Миля над землей

– Он сказал, что никогда не сможет измениться и что я с самого начала знала, кто он такой, но я не думаю, что это правда. Я думаю, он боится показать свое истинное лицо, потому что репутация, которую он заработал в НХЛ, прямо противоположна тому, какой он хороший человек. У него должен быть продлен контракт, но он в себе не уверен. Ты знаешь, насколько важны годы контракта для Райана, но это другое. Райану не нужно лгать о том, кто он такой, чтобы зарабатывать деньги, но Зандерс чувствует, что он должен это делать.

– И наличие девушки не соответствует этому образу, – подхватывает папа, с легкостью понимая всю ситуацию. – Он хочет измениться?

Я пожимаю плечами:

– Я так считала. Я была уверена, что он перестанет лгать о том, кто он такой, как только подпишет новый контракт, но, кажется, больше это не так. Похоже, он убедил себя, что это единственный способ заинтересовать фанатов своей карьерой.

– И что ты при этом чувствуешь? – Папа делает большой глоток пива.

– Я чувствую себя паршиво. – Я откидываю голову и зажмуриваю глаза, мне нужно сдержать слезы, которые так и норовят пролиться. – За то время, что мы с Зандерсом были вместе, он заставил меня почувствовать, что я стала его избранницей. Я никогда ни для кого не была избранницей, и теперь мне кажется, что все это было ложью. И дело не в том, что я хочу, чтобы он предпочел меня своей карьере, но может же быть и другой вариант, а он даже не пытался найти другой выход.

Мой отец колеблется, обводя взглядом комнату, прежде чем снова остановиться на мне.

– Я видел заголовки. Как думаешь, может быть, он пытался защитить тебя? Потому что для меня это имеет больший смысл. Я не знаю этого парня, но из того, что ты мне о нем рассказала, я понял, что он защищает людей, которые ему небезразличны.

– Возможно, но мне не нужно, чтобы он защищал меня. На самом деле меня это достало. Райан делает это слишком часто, и, возможно, Зандерс тоже это делает, но я в состоянии за себя постоять. Те комментарии обо мне в интернете были отвратительными, а люди – отбросами, но от них я и близко не расстроилась так сильно, как от того, что говорили о нем. В той ситуации я о себе даже не думала.

Мой папа поднимает голову, на его лице видна гордость.

– Что? – осторожно спрашиваю я.

– Ты его любишь.

– Боже, папа. – Я закрываю лицо руками, стремясь спрятать горящие, полные слез глаза. – Не напоминай.

Он сжимает мою руку:

– Прости. Я просто никогда не видел тебя такой. Я знаю, что у тебя болит сердце, и я не пытаюсь это игнорировать. Я просто не привык видеть тебя такой уверенной в себе. Мне это нравится.

Это то, что привил мне Зандерс. Быть уверенной в себе, уметь постоять за себя. Но неужели теперь, когда он тоже стал таким, все это исчезнет?

– Маме это не понравится.

Отец поджимает губы, пытаясь сдержаться.

– Я не хотел поднимать эту тему, если ты не захочешь о ней говорить.

– Она звонит мне без остановки.

– Я знаю.

Между нами повисает тишина, мы обмениваемся неловкими взглядами. Приятно, что я больше не подвергаюсь двусмысленным комментариям и неодобрительным взглядам, но в то же время я не уверена, что хочу, чтобы мама навсегда исчезла из моей жизни. Я хочу, чтобы у нас были лучшие отношения. Хочу, чтобы у нас были те отношения, которые были у нас, когда я была младше и она думала, что я пойду по ее стопам. Только когда я стала взрослой, мой выбор начал разочаровывать ее, и наши отношения испортились, но мне действительно интересно, сможет ли она однажды снова обрести способность поддерживать меня.

– С ней все в порядке? – наконец спрашиваю я.

Папа небрежно приподнимает плечо, делая еще один большой глоток пива.

– Она приходит к пониманию некоторых вещей, и они довольно сильно ее задевают. Ей было тяжело видеть эти заголовки и понимать, что они были о тебе. Но я не собираюсь сидеть здесь и говорить, что она не заслуживает этих переживаний.

– Они сказали только то, что она говорила мне годами.

– Я к этому и веду. Думаю, увидев то, что написали другие, она осознала, как поступала с тобой.

В папиных словах не так много эмоций, и он довольно чувствительный человек, который больше всего на свете заботится о своей семье, но мне кажется, он говорит о маме как-то отстраненно. Его слова ощущаются по-другому.

Я хмурю брови:

– Ребята, вы в порядке?

Он смотрит в сторону:

– Не знаю, Ви. Это не то, что следует обсуждать со своими детьми.

– Ну если речь обо мне, я думаю, ты должен мне все рассказать. Я уже взрослая.

Он делает глубокий, смиренный выдох:

– Ситуация была немного напряженной, но я не хочу, чтобы ты об этом беспокоилась.

Я сажусь прямее:

– Ну теперь я беспокоюсь. Я не хочу, чтобы у вас, ребята, были проблемы из-за меня.

Его грудь приподнимается во вздохе, карие глаза слегка затуманиваются.