Миля над землей

Как будто ушла часть моей души, и я не знаю, как теперь выжить. Все, что я сделал, я сделал потому, что решил ставить на первое место ее. Было бы нечестно по отношению к ней подвергать ее мучениям только потому, что она связана со мной. Она не должна терпеть критику и ненависть, потому что она со мной. Она слишком хорошая, слишком милая и слишком добросердечная, чтобы жить с постоянно направленной на нее ненавистью.

Я поставил ее на первое место и решил, что так будет легче. Поскольку я сделал это ради Стиви, я решил, что смогу справиться с разбитым сердцем, которое сам на себя навлек.

Но не было ни минуты передышки. С той самой секунды, как я вышел из квартиры Стиви, когда меня вырвало на стену ее дома из-за того, что я сделал то, чего не хотела делать ни одна частичка моего тела, вплоть до этого самого момента боль усиливалась в геометрической прогрессии.

Схватив стакан с кофейного столика в гостиничном номере, я делаю глоток виски, которое налил час назад. У меня строгое правило не пить во время плей-офф, но на этой неделе я сделал много такого, чего никогда не думал, что сделаю, так что выпивка после игры кажется такой мелочью по сравнению с другими моими решениями.

Два часа ночи, и я сижу на диване в Сиэтле, пью теплое виски и, чтобы хоть как-то заполнить пустоту, рассматриваю каждую ее фотографию, которая у меня есть, читаю сообщения, которыми мы обменивались. Я сделал скриншот каждой фотографии Стиви в соцсетях в ту ночь, когда нашли нас папарацци, прежде чем мы совместно решили отписаться друг от друга, чтобы ее имя не попало в прессу. На этой неделе я смотрел на эти снимки больше раз, чем могу сосчитать.

Раздается тихий стук в дверь, и, как бы мне ни было грустно, во мне вспыхивает надежда, когда я думаю, что это может быть она. Но даже при том, что мы в одном городе, она не придет и не найдет меня, и я ни капельки ее не виню.

За дверью стоит Мэддисон, и он выглядит таким же измученным, как и я, его каштановые волосы растрепаны, глаза заспанные.

– Можно войти? – спрашивает он, когда я открываю дверь. Он смотрит на виски на столике. – Что случилось с твоим правилом не пить?

– Я сделал много такого, что и представить себе не мог. Решил, что выпивка – ничто по сравнению с этим.

– Тогда налей и мне. – Мэддисон кивает на бутылку.

Я беру второй хрустальный бокал и наливаю в него немного теплой янтарной жидкости. Он с радостной улыбкой делает глоток.

– Какая гадость.

– Я знаю.

Я сажусь на диван, наклоняюсь вперед, кладу локти на колени и низко опускаю голову.

– Перестань себя казнить.

Я вскидываю голову.

– Думаешь, это такая форма наказания – то, что я слишком ленив, чтобы сходить за льдом? – Я издаю неуверенный смешок.

– Я не об этом, и ты это знаешь.

– Если ты пришел, чтобы говорить о Стиви, я не хочу этого слышать. Сейчас, черт подери, два часа ночи, так что тебе лучше уйти, если ты здесь из-за этого.

– Мне на самом деле наплевать, что ты делаешь, о чем хочешь или не хочешь говорить. Я не могу уснуть, потому что моему лучшему другу очень плохо, так что да, мы будем разговаривать.

Я откидываюсь на спинку дивана, небрежно закидываю ногу на ногу и делаю глоток теплого виски. И все это я делаю с чертовски самодовольной ухмылкой, мысленно говоря: «Ну, попробуй меня разговорить, придурок».

– Я уволил Рича.

Ну ничего себе.

– Что? – наклонившись вперед, я ставлю стакан на стол, пока случайно не уронил его от потрясения.

– Я уволил Рича, – повторяет Мэддисон. – Давно хотел это сделать, и та гадость, которую он устроил тебе с папарацци, стала для меня последней каплей.

– Хотя мы даже не знаем, он это или не он.

– Ты знаешь, что это сделал он. Он годами получал деньги за то, что доносил прессе. Я не могу этого доказать, но мы все знаем, что это правда. Это единственное, что объясняет, почему он хочет, чтобы твое имя красовалось в каждом заголовке, или почему репортеры всегда находят тебя.

Я знаю, что он прав. В глубине души я всегда знал, но это никогда не влияло на меня так сильно. Однако на этот раз все зашло слишком далеко и причинило боль не только мне, но и человеку, который мне дороже всех на свете.

– Я знаю, что сейчас у тебя все изменилось, тебе нужен новый контракт, но мы с Логан решили, что я должен разорвать эти отношения.

– Но он никогда не доставал тебя. – Я в замешательстве хмурю брови. – Ты добился успеха именно благодаря тому, кто ты есть.

– Зи, – устало выдыхает Мэддисон, – чувак, ты – член нашей семьи, и если он подставляет тебя, это то же самое, как если бы он подставил меня.

Я опускаю голову, пытаясь скрыть блестящую пелену, застилающую мои глаза, и киваю, не в силах вымолвить ни слова.

Уволить своего агента – немалый подвиг. Большинство спортсменов всю свою карьеру работают с одним и тем же агентом, пока этот агент продолжает приносить им деньги. За время работы с Ричем Мэддисон был чрезвычайно успешен, так что то, что он сделал это ради меня, не назовешь небольшой демонстрацией лояльности.