Миля над землей

Повернувшись спиной к трапу, я продолжаю расхаживать по взлетно-посадочной полосе, пока моя команда садится в самолет.

– Устал от чего, Зандерс? Устал зарабатывать миллионы долларов в год? Устал от того, что перед тобой лебезят? Устал от того, что женщины вешаются тебе на шею?

– Да, вроде того.

– Что с тобой происходит? Почему именно сейчас? До возможного повторного подписания контракта с единственной командой, за которую ты хочешь играть в НХЛ, осталось шесть месяцев. Хочешь это бросить? Ради бога. «Чикаго» платит тебе те деньги, которые платит, из-за имиджа, который вы с Мэддисоном создаете за столом, помимо хоккея. Но я найду тебе другую команду, которая, вероятно, заплатит намного меньше, если это то, чего ты хочешь добиться.

– Заплатит намного меньше мне или заплатит намного меньше тебе? – бормочу я себе под нос.

– Что ты сказал?

Я подумываю о том, чтобы высказать ему все, что думаю, насчет того, что я знаю, что его волнует, насколько велика моя зарплата, лишь потому, что он получает процент, но я этого не делаю. Держу рот на замке.

– Ничего.

– С кем ты идешь на вечер?

Этот самый вопрос я задавал себе несколько раз за последние несколько недель. Единственный человек, которого я хочу взять с собой, – это Стиви, но там будет слишком много прессы. Я знаю, что она не может пойти со мной из-за этого докучливого правила, запрещающего дружеские отношения между командой и обслуживающим персоналом. И даже независимо от этого, я вообще не знаю, захочет ли она со мной пойти.

– Ни с кем. Я пойду один.

– Черт возьми, Зандерс. Нет, один ты не пойдешь. Там будет слишком много прессы, чтобы ты мог побыть в одиночестве. Я устрою тебе свидание, если ты не хочешь сам найти себе пару.

– Нет, Рич. В этом вопросе я настою на своем. Этот вечер для меня слишком важен, чтобы притворяться с каким-то ненормальным кроликом Паком ради каких-то фотографий. Не вмешивай сюда «Активные умы». Когда речь идет о хоккее, делай с моим имиджем что хочешь, но если это начнет влиять на фонд или детей, я ухожу.

На линии между нами повисает тишина.

– Отлично. Но у тебя есть шесть месяцев, чтобы стать тем Эваном Зандерсом, которого знает и любит Чикаго, или я тебе гарантирую, что ты потеряешь свой контракт и отправишься в никуда, играя за город, в котором не хочешь быть.

Связь обрывается. Вот козел.

– ЭЗ! – Скотт, менеджер нашей команды, окликает нас с верхней площадки лестницы, прямо перед главной дверью самолета. – Ты идешь?

Оглядывая взлетно-посадочную полосу, я понимаю, что сажусь в самолет последним. Взбегаю по лестнице в последний момент, и старшая стюардесса закрывает за мной дверь.

– Все хорошо, чувак? – легонько толкает меня в грудь Мэддисон, когда я сажусь рядом.

– Проклятие, Рич меня убивает.

– Так уволь его.

– Не могу. Для моей карьеры это было бы хуже, чем то, чем он сейчас мне угрожает.

– Чем именно?

– Как обычно. «Чикаго» не захочет перезаключать со мной контракт, если я испорчу наш с тобой маленький дуэт. А вдруг люди начнут понимать, что мне плевать на то, каким меня представляют СМИ, и фанаты от меня отвернутся.

– Это чушь собачья, и ты это знаешь.

На самом деле я этого не знаю. Рич попал в точку: больше всего я боюсь, что, если люди поймут, что я не тот ЭЗ, к которому они привыкли, они перестанут любить меня.

– Клянусь богом, он слишком одержим твоей личной жизнью. Я не удивлюсь, если он получает вознаграждение от таблоидов или газет за утечку информации о том, где ты находишься или с кем ты.

Я пожимаю плечами и замолкаю. Сейчас я уже ничему не удивлюсь, но, как бы то ни было, все это кажется мне настоящим поражением, как будто я застрял с этим образом до конца своей карьеры.

– Зи, – чуть слышно говорит Мэддисон. – Рич работает на тебя. Здесь все под контролем. Как бы ему ни нравилось заставлять тебя думать, что это не так, вся власть в твоих руках.

Кивнув в знак согласия, я устало откидываю голову на подголовник. Как будто изнурительная победа в овертайме[12] недостаточно сказалась на моем теле, так еще этот телефонный разговор с Ричем добавил мне головной боли.

Я хочу прекратить все эти глупые игры. Хочу уходить с арены один, и чтобы никто не задавал мне вопросов. Я хочу, чтобы «Чикаго» продлил со мной контракт, не сомневаясь в том, что я принесу пользу команде. Хочу, чтобы Стиви могла общаться со мной. Хочу, чтобы Стиви хотела со мной общаться.

А еще я очень хочу ее поцеловать.

И сегодня вечером я действительно устал от того, что не делаю того, что хочу делать.

– Я быстро позвоню Логан, пока мы не взлетели. – Мэддисон отворачивается к окну, набирая номер жены. – С Новым годом, детка!

О, разве я не упоминал, что сегодня канун Нового года и мы возвращаемся в Чикаго и в полночь будем лететь где-то над Канзасом?

Вот такие дела, и так уж случилось, что единственная девушка, которую я хочу поцеловать, когда часы пробьют двенадцать, находится в этом самолете. Но я не могу к ней прикоснуться. Не здесь, а возможно, и вообще никогда.

– Как Логан? – спрашиваю я, когда Мэддисон отключает телефон после разговора с женой.