Милицейская сага

20.

Когда в дверь кабинета постучали, Тальвинский занимался нудной поденной работой – расписывал по службам поступившие заявления.

– Войдите. Взглянул и – окостенел, увидев перед собой одетого в парадную форму, выбритого и опрятного Чекина.

– Никак мир перевернулся, – с тяжелым чувством пошутил Андрей, сразу поняв причину Чекинского официоза и предвидя неприятный характер дальнейшего.

– Ты еще не одет?! – в свою очередь фраза Чекина была явно домашней заготовкой.

– На кадровую комиссию выехал замполит.

– А ты?!

– Мне там делать нечего… Да и тебе тоже. Разве тебя вызывали?

– Нет, конечно, – погрустневший Чекин присел на стул. – Но я без приглашения. Прорвусь. Заставлю выслушать. Я им скажу…

– Да что ты скажешь? Что ты можешь сказать, Александрыч? Что я могу сказать? Что Ханя отличный сотрудник и незаменимый следователь? Так нам в лицо загогочут: за ним с десяток взысканий. Согласно последнему «частнику» из суда – просто вор. А у Препанова и вовсе перелом ребра. Скажи спасибо, что только выгоняют. Так что не дергайся. На решение комиссии ты не повлияешь, а себе навредишь запросто, – тоже, знаешь, косятся.

– Сливаем, значит, Ханю? – Чекин прищурился.

– Никакой формальной зацепки, чтоб его спасти, у нас нет. Пойдет в народное хозяйство. Если не дурак, еще и раскрутится.

– То-то что формальной, – вцепился в неудачное словцо Чекин. – А ты неформально попробуй. О друге нашем все-таки речь. Хоть ты нас теперь за друзей не держишь.

– Остынь, Александрыч.

– Не за выговоры ведь его гонят. И даже не потому, что рыло набил. Главное – против их линии попер, – этого не прощают. Тяжко мне, Андрей. Двадцать лет в милиции, всякого повидал. А уж какие беззакония творили! У! Пальчики оближешь.

– Тем более нечего теперь из себя святошу корчить…

– Скверно это было. Но ведь при том – для дела старались. Впереди – цель!

– Больно много ты в нее верил.

– Я в слова не верил, Андрюша! Но знал – должно стать лучше! Может, не так, как мне вдалбливают. Но – лучше! Взял бандита или ворюгу – есть! Минус один! Простой счет. А то, что он потом, может, воспроизведется, – так я его опять посажу. А теперь и вовсе что-нибудь понимать перестал: за что бьют? Чего должен? Чего не должен? Вспомни хоть Лавейкинское дело: едва дотянулись до крупняка, а это и не ворье, оказывается, вовсе, а творцы новой экономики. А ведь как тянули, так и тянут чужое. Только раньше втихаря, а сейчас – прилюдно, в нахалку.

Вместо ответа, которого у него не было, Андрей принялся гонять по столу заветный коробок.

– Но ведь те же самые! – смотреть на волнующегося, без фирменного иронического прищура Чекина было непривычно и – зябко. – За два-три года и – наизнанку. И при этом безапелляционность и непогрешимость те же. Он тогда поучал. И теперь тоже. И тоже как будто от сердца. Не в том даже дело: верю – не верю. Сейчас мозги у всех подвинулись. Но ты либо верь, либо не верь. Закон по понятиям разбили: это для своих, это – для остальных. И что по сравнению с этим Ханины шалости? Поедем, Андрей. Скажем свое слово.

– Да? Хотел бы посмотреть, что ты скажешь? – Моего слова, может, и мало. А тебя не выслушать не могут.

– Александрыч, если не ошибаюсь, ты меня когда-то учил, что упертость – признак тупости. Усвой главное – Ханя дошел! Он за пределом. Вытащи его сейчас, через месяц заново «сгорит». Так что не рыпайся. Или – самого сожрут. А ты мне по-прежнему дорог как память.

– Значит, отказываешься?

– Я не камикадзе.

– Вижу, – Чекин поднялся.

– Опомнись, Аркадий!..

На пороге Чекин задержался. На лице его восстановилась прежняя ирония. – Будь здоров, служивый!

Дверь за ним закрылась. Андрей сделал движение догнать. Но остановился посреди кабинета.

– Ну, и!.. – он с размаху впечатал ладонью по стеклу , осколками разорвавшегося снаряда разметав пепельницу, карандашницу, подставку под календарь, – все, что перед тем было «канцелярским прибором для руководителя».

На шум с испуганным лицом вбежала Альбина. Увидев облизывающего кулак Тальвинского, метнулась к нему:

– Покажи! Ты ж всю руку разбил. Господи! Вот медведь. Подожди секунду, йод принесу.

– Постой! Поцелуй меня, – Андрей обхватил ее за талию, притянул.

– Осторожно! Войдут. – И черт бы с ним! – И это говоришь ты?! Полночи проповедовавший мне правила конспирации? Господи! Да что с тобой происходит, Андрюша?

В голосе ее Андрею почудилось что-то похожее на ту нежность, какой не знал он с того времени, как расстался с Валентиной.

– А знаешь что, друг мой Альбиночка? Чего тебе женихов на стороне искать? Выходи-ка ты за меня, – вырвалось у него.