Милицейская сага

Мелькнувшая тень, сильный толчок, грохот помоста. Андрей тряхнул головой, – он был жив. А метрах в двух на полу в обнимку с неподвижным патлатым подергивался странно неловкий, с подвернутой ногой Мороз. С криком отчаяния к нему неслась вырвавшаяся от Альбины Марюська. Вопили женщины, разбегались разом отрезвевшие поселковые. Но не все. Пятеро из них или лежали, или ползали по помосту, – Мороз потрудился на славу.

Откуда-то возникли мужчины. Захлопотали. Побежали к телефону.

Опустошенный, задыхающийся Андрей опустился, где стоял, – на оркестровой площадке, глазами выискивая Мороза.

– Андрюшенька, что?! – его принялась трясти подбежавшая Альбина. Проследила за направлением взгляда. – Все хорошо, успокойся! Жив! Нашелся врач. Удар скользящий. Просто сильно ударился головой. Сейчас перебинтуют и перенесем в номер.

Морозу и впрямь повезло – прыжок оказался столь резок, что нож лишь скользнул по ребрам. И теперь, затянутый в бинты, он с удовольствием принимал соболезнования от хорошеньких женщин и поглаживал головку Марюси. Не в силах успокоиться, та подрагивала, устроившись подле.

Через полтора часа приехала опергруппа Пригородного райотдела во главе с замначальника, приятелем Тальвинского.

– Кучно отстрелялись, – оценил тот, пока подручные собирали необходимые объяснения. – Этого, с заточкой, в реанимацию увезли, остальных с переломами. Между прочим, все как один – под наркотой.

– Слышал я о тебе, – с усмешкой, за которой плохо скрывалось восхищение, подошел он к Морозу. – Вижу – не преувеличивали. Одного не пойму: как это ты при твоей реакции позволил этому ошпаренному ножичком себя достать?

– Рук не хватило, – скромно признал Мороз.

И тогда Тальвинский окончательно понял механику происшедшего: не имея времени отвести от него удар, Мороз просто в полете подставил грудь.

Боясь, что другие увидят навернувшиеся слезы, он вышел на воздух.

В звездном, бархатом нависшем над Волгой небе почудилась ему скрытая угроза. Нервы стали ни к черту.

22.

Через два дня по турбазе со скоростью пожара распространился слух, что в стране происходит что-то неладное: на экранах телевизоров вместо сверстанной сетки затанцевали маленькие лебеди, – испытанный символ грядущих мрачных перемен.

Выступление по телевидению членов ГКЧП смотрели, не переговариваясь. Даже не умолкающая обычно Марюська, глядя на сведенные скулы оправившегося Мороза, притихла за тумбочкой, не напоминая о себе.

– Вот и отперестраивались, – вид у Тальвинского был подавленный.

– М-да, недолго музыка играла, – Мороз залез в шкаф, выудил припасенную аварийную бутылочку водки, зубами вскрыл пробку:

– Ну, мальчики-девочки, за несбывшиеся надежды.

– И что ж теперь будет? – Альбина сделалась задумчивой..

– А то же, что перед тем семьдесят лет было, – Тальвинский зло проглотил полстакана.

– Только для начала малек постреляют, – уточнил, допивая свою порцию, Мороз.

При упоминании о стрельбе Альбина всполошилась:

– Так вам же срочно на службу надо! Наверняка казарменное положение объявили.

– А вот это черта с два! – Тальвинский с чувством ударил себя по сгибу локтя, и смешливая Марюся фыркнула. – У меня отпуск. И, пока не увижу официального письменного предписания, ни одна сволота меня отсюда не выковырнет.

– Но ты же начальник!

– По счастью, уже нет. Так что отсижусь – хоть морду в грязи не перепачкаю.

– А я б поехал, – к удивлению Тальвинского, Мороз мечтательно прикрыл глаза. – А чего? Собрал бы ребят из угрозыска и предложил – на поезд и в Москву. Чего там у них есть? Верховный Совет РСФСР?.. Во, туда. Берите нас на подмогу. Подураковали бы на славу!

– Тьфу на тебя, дурака! – Альбина выглянула в коридор, убедилась, что поблизости никого нет, и плотно прикрыла дверь.

– И то, граф, умерьте свои порывы, – поддержал невесту Тальвинский. – И приколы припрячь подальше. Теперь подобные шуточки дорогого стоить будут.

– А чего? Я без дураков рванул бы.

– Куда?! – взъярившийся Тальвинский ткнул его кулаком в перевязанную грудь, отчего Мороз поморщился. Спохватившийся Тальвинский извиняющеся потрепал его по плечу и перешел на шепот. – И, главное, к кому? Ельцин? Так его, можешь не сомневаться, первым арестовали, еще до того как нам с тобой эти рожи с экрана показали. И весь Верховный Совет или в Бутырках, или сидят пишут слезные покаяния.

– А если вдруг нет?

– А если нет, значит!.. Да просто не может быть, потому что не может быть никогда. Это ж очевидно, как ленинское – «почта, телеграф, телефон». Кстати, телевидение первым блокировали. Так что!..

– Вас понял: не суетись под клиентом и получай удовольствие. Как скажете, шеф.

И Виталий Мороз продолжил получать удовольствие. Единственно – сменил съемную тактику. Теперь он брал женщин на скорбь. С безысходным лицом подсаживался к разморенной отдыхающей и мрачно бросал в никуда:

– Вот ведь какие дела. Только-только глоток свободы вдохнули. И – нате вам: заполучили скандальчик!

После чего, устроившись бок о бок, принимался скорбеть.

– Слушай, ты в самом деле имеешь совесть?! – Тальвинский глушил потрясение коньяком из турбазовского кафе.

– Да. Но – при себе не ношу.