Нельзя однозначно утверждать, какой из аргументов срабатывал: брошенная бесчувственной матерью малютка или мускулистое тело ее старшего брата. Но только через пару минут маленькая разбойница убегала к воде, где атаманшу с нетерпением поджидали приятеля лет по тринадцать – четырнадцать, а Мороз, задумчиво перебирая в руке подрагивающие женские пальчики, повествовал грустную историю своей несложившейся семейной жизни.
Ближе к обеду происходила смена пажеского караула: догляд за не вылезающей из воды Марюськой переходил к Андрею и Альбине. Мороз же с новой знакомой занимал оставленный ими плацдарм.
– Тетя Аля! А мы с Виташкой еще одну бабу сняли, – отчитывалась каждый вечер Марюська.
– Шалопай ты все-таки, Виталий, – сокрушалась Альбина. – Обманывать девушек. Да еще на самом святом.
– Положим, обмануть можно лишь тех, кто хочет обмануться, – безмятежно отбивался утомленный Мороз. – И потом на самом деле я выполняю важнейшую геополитическую задачу.
– Какую?! – иногда Морозу удавалось поразить даже впавшего в апатию Тальвинского. – Геополитика-то тут причем?
– Оченно даже причем. В стране демографический кризис: катастрофически падает рождаемость. А я пробуждаю в женщинах самое ценное – материнские инстинкты.
– Что называется, весельчак, – прокомментировала Альбина из любимого Марк Твена.
Отдых на турбазах достаточно размерен. Пляж. Игры. Столовая. После ужина всей компанией шли они «на доски» – полуразваленную танцверанду. Там, впрочем, обстановка часто оказывалась не столь безмятежной. То и дело появлялись группки из соседнего поселка, – как правило, на приличном подпитии. Как-то раз на мотоциклах подтянулась ватага аж человек десять – пятнадцать. Вид их был агрессивен, сверх обыкновенного.
Один из приехавших, крупный патлатый парень, заприметив отошедшую от Андрея Альбину, без приглашения крепко ухватил ее за руку и поволок на танцплощадку. Когда же та, возмущенная, попыталась упереться, попросту и без затей « выписал» ей увесистую затрещину. Находившиеся поблизости мужчины индифферентно отвели глаза. Но женщины подняли крик, привлекший всеобщее внимание. И, прежде всего, – подбежавшего Тальвинского, который, не тратя времени на объяснения, будто кием по шару, врезал по ухмыляющейся физиономии. Тут же – только того и ожидали – Андрея окружили шесть человек, принявшихся с сопением и выкриками избивать его. Рослый и сильный, Тальвинский отбивался как мог, пытаясь вырваться из кольца и, главное, не свалиться от сыпавшихся со всех сторон беспорядочных ударов. Он уже слабел, когда круг внезапно разорвался, и прямо перед собой он увидел перекошенную от ярости Виташину физиономию. Что-то определив, Мороз успокоился и отодвинул Тальвинского спиной.
– Объяви, что мы из милиции, – прохрипел Андрей, с тревогой увидевший, что из глубины бора к площадке бегут еще несколько парней в кожанках.
– Много чести, – огрызнулся Мороз. Плотоядно потер руки:
– Ну что, голуби мира, вижу, желаете поворковать?
Раскиданные первым его натиском, незванные гости опомнились и, подбадривая друг друга, бросились вперед. Обойдя Мороза, встал рядом слегка отдышавшийся Андрей. Жестокая драка вспыхнула заново.
Андрей старался как мог. Но, если бы не Виталий, долго бы он не выдержал. Грозный и недостижимый для противника, тот успевал всюду: уклонялся, наносил удары и – не забывал страховать слабеюшего друга. При этом лицо переливающегося ртутью Мороза было столь полно яростным восторгом, что Андрею, хоть и некстати, припомнилась строка об упоении в бою. И в какой раз подумалось: « Не в свой век угораздило родиться лихого гусара». Выкрик Виталия вернул его в чувство:
– Спиной к стене и – ни шагу!.. Прими левого, остальные мои!
То ли от опьянения, то ли от сознания своего численного превосходства, но нападавшие не отступались, хоть число их катастрофически сокращалось. Стремясь сломить противника психологически, Мороз, оставив на минутку Андрея, метнулся в гущу добивать самого крепкого и настырного из всех, – золотое правило любого боя: вырубить лидера. Оставшемуся без поддержки Тальвинскому стало совсем тяжело. Уже и тело не успевало реагировать. И руки – не били, а отталкивали. Он медленно погружался в пелену, когда откуда-то сбоку, издалека, расслышал отчаянный вопль Виталия: «Анри, н-о-ож!».
В последнем усилии вскинул он голову и увидел, как всего-то в метре ме-едленно, казалось, наползает направленная прямо в кадык заточка – в руке патлатого. Не оставалось ни времени, ни сил уклониться. Он лишь успел представить себя лежащим посреди грязного помоста с продырявленным горлом и – почему-то милицейскую сводку с постыдным сообщением о смерти подполковника милиции в пьяной драке, ленивые пересуды приятелей.