Милицейская сага

– Надеюсь, – женщина ошарашенно смотрела вниз, на свою ногу, по которой пальцы Мороза, оказывается, сами собой принялись нетерпеливо выстукивать «Красного барабанщика».

Виталий вскочил, отбросив табурет; обхватил испуганную гостью за талию:

– Ты должна понять! Это очень важно. Ты дай мне адрес. Я после… Ну, прости!

Не в силах более терять времени, отстранив ее, метнулся к сумке.

От неслыханного оскорбления губы женщины задрожали. Она тяжело задышала:

– Всяких видела. Даже на «голубого» как-то попала. Но чтоб мне с мужиком по радио изменили!.. Дебил!

Грохот двери возвестил окончание неслучившегося пляжного романчика.

Такого прокола в богатой биографии Виталия Мороза прежде не случалось.

– Боюсь, и впрямь теряю ориентацию, – сокрушенно согласился он. Но – не слишком расстроился. Теперь он точно знал, что надо делать.

24.

Андрей, откинувшись, покачивался все на том же стуле в ленкомнате и, прикрыв глаза, слушал всполошные выкрики из коридора: вот уж четыре часа в отделе бушевала инспекция по личному составу УВД. Час назад к ней присоединился поднятый среди ночи Муслин.

Проинформированные Чесноковым, сотрудники инспекции опоздали на какие-то полчаса. Но – все-таки опоздали – заветная телеграмма уже была отправлена с центрального телеграфа. Ход – сильный, рисковый – был сделан. И оставалось ждать ответного хода судьбы.

Поэтому с некоторой отстраненностью и даже благодушием Тальвинский выслушал грубую брань, что обрушили на него не привыкшие выбирать выражения «гестаповцы» (примеч.: сленговое название сотрудников инспекции по личному составу) . И даже на угрозу сорвать погоны отреагировал разве что мягкой, устремленной внутрь себя улыбкой.

Пожалуй, улыбка и подействовала. Растерянно переглянувшись, «особисты» оставили на время Тальвинского и отправились терзать по кабинетам других подписантов.

Тальвинский остался вдвоем с Муслиным.

– О случившемся доложено в обком, – голос заместителя начальника УВД звучал будто затерто. – Знаете, какая команда дана генералу, а от него мне?.. Арестовать вас. Прокуратура хоть сейчас готова возбудить уголовное дело.

– Что ж теперь? Арестовывай, раз приказали, – безмятежно разрешил Андрей.

– Вот даже как? В самом деле – не боитесь? – в отличие от заполошных «особистов» Муслин в разговоре продвигался вкрадчиво – сапером по минному полю.

– Отбоялся, Валера. Когда-то, а надо мужиком становиться. Чтоб не было после, знаешь, мучительно больно.

– Так то после. И тоже не факт. А это-то здесь и сейчас. Хотя, конечно, позиция, – Муслин скосился на дверь, подсел вплотную, интимно . – Что-то знаешь?

– То же, что и все.

– Не темни, не чужие, – как-то ненароком Муслин развернулся на прежнее «ты». – Все знают только, что Ельцин пока на свободе, и что Верховный Совет РСФСР призвал к неповиновению ГКЧП.

– В самом деле? – Андрей нешуточно оживился. – Выходит, все знают больше меня.

– Рискованную игру затеяли, Андрей Иванович, – не до конца все-таки поверил Муслин. Заслышав быстрые шаги, живо отодвинулся, – в Ленкомнату зашел один из инспекторов с пачкой исписанных листов..

– Вот, – торжествующе выложил он перед Муслиным. – Пятнадцать подписантов.

– И что?

– Обижаете, товарищ полковник. В отказ пошли, конечно. На попятный. Говорят, – он склонился к Тальвинскому, – подписали под нажимом начальства. Так-то, Тальвинский! Полностью ты обложался. Моя б воля – прямо здесь погоны сорвал и – в кутузку!

Андрей нахмурился. – Что остальные? – оборвал ретивого подчиненного Муслин.

– Разбежались по норам. Вроде как и не было. Ничего – каждого персонально доставим и – спросим!

– Есть кто не покаялся?

– Марешко, – в голосе инспектора проступило досадливое удивление.

– Кто?! – не поверил Муслин. Поразился и Андрей.

– Уперся вдруг, старый хрен, – подосадовал инспектор: хоть и один, а брачок. – Видать, из ума перед пенсией выжил. Ну, так пусть без нее и доживает. Это еще если повезет на свободе остаться.

Последнее явно предназначалось для ушей Тальвинского.

– Так что, Тальвинский, будем перед товарищами разоружаться или – так непокаявшимся и загнать в ИВС, а? Эх, врезать бы тебе!

Тальвинский опасно потемнел лицом, и инспектор инстинктивно отскочил назад.

– Вы свободны, – кивком Муслин отпустил рьяного службиста, одернул изящнейший мундир. Тот самый, в котором начинал службу. Муслин был аккуратен: вместе с ладным хозяином мундир ухитрился дослужиться от капитанских до полковничьих погон.

– Ну что ж, Андрей Иванович, – констатировал он. – От руководства районом вы, само собой, отстраняетесь. Езжайте домой. Впредь до принятия окончательного решения прошу вас из города не уезжать. Находиться на связи и ждать команды. В отделе не появляться. Вот так!

Он придержал Андрея за локоток. Тальвинский почувствовал резкий запах дорогого одеколона и – скознячок шепота:

– Это максимум, что сегодня для тебя могу.

Андрей даже не успел отреагировать, а Муслин скользящей своей походкой уже устремился к выходу.

25.