Милиция плачет

— Товарищи, — начал комендант, — у нас в гостях товарищ лейтенант, представитель нашего районного отделения милиции. Он расскажет о правонарушениях, которые совершаются в нашем районе. К сожалению, к некоторым из них причастны и проживающие в нашем общежитии студенты. А кто это, мы сейчас узнаем. Прошу вас.

Взгляды присутствующих устремились на милиционера. Комендант быстрыми фиксированными движениями головы из стороны в сторону добился полного внимания зрительного зала, после чего замер возле оробевшего милиционера, сияя, словно зависший латунный маятник кабинетных часов.

— Товарищи, — замямлил лейтенант, — в нашем районе не так давно произошел инцидент… с участием студентов вашего общежития. Двое студентов… из Одессы… — тут он достал листик и зачитал вслух фамилии Шуры и Манюни, — недалеко от общежития, у гастронома на Московском проспекте…

Завершить фразу ему не удалось, дверь в Красный уголок открылась и в тёмном проёме, прямо за спиной непривычного к публичным выступлениям лейтенанта, появились Шура и Манюня собственными персонами.

Мы рассчитывали на их эффектное появление, но то, с каким ювелирным расчётом, на полуфразе, аккурат на самом интересном месте, они открыли дверь и предстали во всей красе, заставило меня снять перед их виртуозностью невидимую шляпу глубокого почтения.

Первым, согласно разработанному плану, отреагировал комендант:

— Вот они, — заголосил он, не обращая внимания на оторопевшего милиционера.

Дверь с шумом захлопнулась — Шура с Манюней исчезли.

— Задержать их, — подбегая к двери, захлёбывался комендант, зазывая аспирантов и студентов-активистов присоединиться к преследованию, — быстро задержать их, — и осёкся, уткнувшись в закрытую створку.

Он толкнул её рукой, подналёг плечом, отступил назад, быстро разбежался и прыгнул на дверь с разбега. Было видно, как ему больно, но его усилия были тщетны, ни миллиметра подвижек, — снаружи обе створки надёжно подпирали могучие чудо-богатыри Шура и Манюня.

Страшный вой и проклятья раскрасневшегося коменданта только подстегнули толпу жаждущих острых впечатлений студентов и аспирантов, уставших от рутинной скуки дисциплины, скрыто склонных к грубому рукоприкладству и страдающих от ограничений в выплеске внутренней агрессии, ежедневно повинуясь не устоям этики и морали, а всесильному страху отчисления. Были и такие, кто сознательно или подсознательно желали свести с нами счёты, а также солидарные с ними товарищи, решившие за компанию размяться. В порыве праведного гнева несколько крепких ребят принялись сосредоточенно выбивать плечами дверь. В запале, наращивая силу ударов, они довели сотрясение стен до уровня первого, предупреждающего, выброса лавы разбуженным Везувием. На шестом ударе их усилия увенчались ложным успехом, и, словно в жанровых фильмах из мира погонь и приключений, первая пара удалых молодцов, распахнув своими телами настежь дверь, мгновенно исчезла в темноте коридора. По нескольким секундам тишины до их падения на пол можно легко убедиться, что им, всё-таки, удалось преодолеть силу гравитации и пролететь в свободном полёте несколько метров, от пяти и выше. Остальные, возбуждённые азартом погони и безнаказанностью активных боевых действий, погнались за нашими ребятами, разбежавшимися в разные стороны. Комендант, потирая ушибленное плечо и почему-то прихрамывая, семенил следом и раздавал команды, всё глуше и тише звучащие из глубины коридора.

Милиционер, а тут ему надо отдать должное, прикрыл за ними дверь и продолжил своё выступление. Негромким спокойным голосом он очень старательно описал факт происшествия возле гастронома на Московском проспекте со своим участием и участием наших ребят. Говорил лаконично, чётко, опуская подробности, недопустимо скромно, скучно, без изюминки. Меня аж подмывало соскочить с подоконника, отодвинуть его в сторону и красочно рассказать своими словами и так уже обомлевшей после краткого сообщения милиционера аудитории то, что я лично, конечно же, не видел, но очень зримо себе представлял. Но… Кусая от нетерпения губы и нервно подпрыгивая на месте, я всё-таки удержался — нельзя нарушить заготовленное продолжение праздника мести, тем более, что план по исполнению вендетты мы не только выполняли, но и, как положено передовой советской молодёжи, перевыполняли.

Лейтенант, сводный брат краткости, уложился буквально в одну минуту, завершив своё выступление, по-моему, гениальной фразой, которую сам он выдумать не мог — где-то подслушал, это как пить дать:

— Скромность украшает человека, — назидательно проговорил милиционер и протянул руку в сторону закрытой двери.

9.4. Так что же всё-таки произошло?

Пересказывать краткие мемуары этого молодого офицера, который в силу сложившейся экстремальной ситуации и сам не мог помнить всего того, что с ним произошло, не имеет смысла.