– Ну ничего, красавица. Очень скоро он тебя бросит, и ты сама начнешь играть в моих спектаклях. Играть для него же, когда он приведет сюда свою очередную пассию, – она даже хохотнула от удовольствия.
Вернувшись домой почти под утро, оба усталые и от того молчаливые, любовники быстро разделись и крепко заснули.
Роман Людмилы Петровой и графа Анатолия Александровича Краевского продолжался все лето. Дни и ночи заговорщики предавались безудержным страстям. Людочка давно привыкла к изощренным ласкам графа. Казалось, что она уже не сможет без них жить. Краевский с удовлетворением отмечал в ней признаки сильнейшего темперамента. Иногда их совместные опыты в чувственных наслаждениях заходили столь далеко, что после оных оба долго приходили в чувства. Но силы восстанавливались, и заново манил порочный круг. Людмила стала меньше опасаться разоблачения. Казалось, что оба совершенно расслабились и потеряли всякий страх. Они не замечали, как пролетали дни, наполненные вкусными застольями, обильными возлияниями, походами по модным салонам, театрам. Еще трижды они побывали в салоне Колетт – и днем, и поздними вечерами. Расхрабрившись, Людмила сама однажды заказала тему очередной порносессии у Колетт. Она уже не отворачивала лица от стекла, где проходили оголтелые, чудовищно развратные спектакли. Еще вчерашняя курсистка настолько быстро втянулась в тайную жизнь своего обожаемого Краевского, что воспринимала ее как единственно верную и разумную. Ее искушенный любовник открывал перед ней все новые и новые двери в круто закрученном лабиринте чувственных познаний. Теперь она спокойно воспринимала походы к Нойману, оборвав все попытки последнего объясниться, одним продолжительным и насмешливым взглядом. Нойман все также был одержим мечтами о ней, но нынче он не позволял себе прежних откровений. Да и вездесущая Дарья теперь присутствовала на всех его процедурах, вызывая в нем глухое раздражение. Казалось, что Дарья что-то чувствует или о чем-то догадалась, а потому, повинуясь одной ей ведомой логике, старалась оградить своего доктора от пускания во все тяжкие.
Черный силуэт незнакомца больше не попадался Людочке на глаза. Казалось, призрак затаился или исчез, а вместе с его исчезновением пропал и липкий страх.
Наступил сентябрь, вторая половина. За это время граф ни разу не навестил свою семью. Он только писал жене письма, ссылаясь на сильную занятость по службе. И обещал забрать Руфину и детей к середине октября. В конце октября его супруга должна была родить. В деревне ее регулярно навещал доктор – беременность протекала без каких либо осложнений, если не считать приступов небольшой меланхолии женщины, ввиду отсутствия с ней супруга. От таких напастей доктор давал ей валериану и другие успокоительные сборы трав. Это была не первая беременность Руфины. А потому она отлично знала, что деликатное положение не делало ее ничуть привлекательнее в глазах ветреного супруга. Многие дамы расцветали во время беременности, но у несчастной Руфины все обстояло иначе. Черты её и без того некрасивого лица укрупнялись, делались тяжелее, тонкая кожа покрывалась множеством пигментных пятен. Зеркало не обманывало ее – она выглядела печально. Графиня Краевская всерьез опасалась, что супруг окончательно к ней охладеет, а потому не решалась что-либо изменить в своем положении. Она лишь смиренно ждала родов и старалась без особой нужды не показываться мужу на глаза. А потому ее письма Анатолю носили сдержанный характер. Она более не настаивала на его приезде.
– Сегодня, я ездил на Новослободскую, смотрел квартиры, – сообщил граф Людочке, когда они лежали после заказанного на дом обеда.
– Да?! – Людмила оживилась.
– Да, я нашел милую трехкомнатную квартирку. Сейчас там идет небольшая побелка. К середине октября ты переедешь туда. Я уже внес залог.
– Любимый, господи, какое это счастье! У нас будет с тобой свой маленький дом.
– Да…
Он целовал ее в раскрытые губы. С некоторых пор граф стал замечать, что груди его возлюбленный стали еще спелее, а сама фигура еще более соблазнительна.
– Любимая, ты хорошеешь день ото дня, – шептал он.
– Анатоль, не заказывай больше этот жирный бульон, – отчего-то попросила она. – Меня от него тошнит.
Она соскочила с кровати и побежала в уборную.
– Что с тобой? – он тревожно посмотрел ей в глаза, когда она вернулась.
– Не знаю, меня вырвало. Я не хочу больше этот куриный бульон с гренками. От него неприятно пахнет. Как-то иначе. Наверное, куры другие…
– Как скажешь, дорогая. В следующий раз я закажу рыбу, – беспечно отвечал он. – А поехали есть мороженное?
– Да!