Милкино счастье

Людмила увидела несколько спящих или дремлющих человек. Все они лежали на небольших пестрых матрасах, расстеленных прямо на напольном ковре. Во рту у каждого были длинные курительные трубки. Рядом, на невысоких столиках, стояли странные металлические и стеклянные предметы. Горели небольшие керосиновые лампы, освещая спящие лица. В комнате находились трое мужчин и две женщины. Мужчины дымили трубками, лежа на боку. Их лиц Людмила не смогла толком разглядеть. Один был одет в распущенную из пояса рубашку. Двое других оставались в сюртуках. Одна из женщин, некрасиво раскрыв рот, крепко спала, разметав по подушке длинные черные волосы. По виду она была не из бедных. На ней было дорогое платье, пышный подол обнажал часть голых икр, худые щиколотки и красные туфли. В расслабленной руке лежала длинная трубка. Другая, совсем молоденькая и бледная, что-то бормотала, кривя бескровные губы в странной, неприятной улыбке. Зрачки темных глаз, прикрытые тонкими веками, закатились кверху.

– Почему они спят?

– Ты тоже, наверное, уснешь, – тихо отвечал он. – Не бойся, я буду рядом и буду держать тебя за руку.

Они вошли в дальний кабинет. Он отличался от тех, что они видели по дороге. Обстановка этого кабинета выглядела богаче. Восточные ковры покрывали не только пол, но и стены. Вместо напольных матрасов здесь стояли две невысокие деревянные кровати, без спинок. На них лежали шелковые подушки и одеяла, разрисованные китайскими иероглифами и цветами. Потолок и часть передней стены украшали деревянные барельефы в виде красных драконов. Всюду висели бумажные фонарики, веера и множество китайских сувениров. Пока Людмила разглядывала причудливую комнату, она услышала позади себя шорох.

– Здравствуйте, граф, – прозвучал мужской голос с непонятным, кукольным акцентом.

– Здравствуй, Ли.

Людочка обернулась и увидела перед собой пожилого китайца, одетого в национальный костюм. Черные, подернутые сединой волосы, были прилизаны и переходили в небольшую косичку, затянутую на затылке. Узкие глаза терялись в складках морщинистых щек. Китаец подобострастно улыбался графу.

– Чанду? Как всегда?

– Да, Ли. Ты все знаешь. И для дамы тоже. Она в первый раз. Ты понимаешь.

– Я понимаешь, – кивнул учтивый Ли. – Ложитесь, господа.

– Мила, снимай плащ, шляпку и ложись на ту кровать, я укрою тебе ножки. А сам лягу напротив, – ласково проговорил Краевский.

Она сняла верхнюю одежду и нерешительно присела на край кровати.

– Анатоль, мне все это непривычно.

– Ничего не бойся… Тебе понравится. Снимай и ботики. Я укрою тебя, – он мягко взял ее за талию, поцеловал в губы и наклонил плечи к подушкам. – Лежи. Сейчас тебе дадут трубку. Ты попробуешь ее курить. Ли покажет тебе, как это делается.

Людмила лежала на боку и внимательно следила за манипуляциями старого китайца. Возле каждой кровати размещался столик со специальным лотком. Китаец что-то старательно сыпал, растирал секретный порошок, поджигал лампу. Людмила не запомнила всех его движений. Диковинные приборы и металлические предметы напоминали ей нечто медицинское. Она совсем бы не удивилась, если бы подобный инструментарий оказался в руках Ноймана. Единственное отличие заключалось в яркости курительных предметов. Длинную трубку украшал красочный восточный орнамент. Такой же орнамент покрывал фарфоровые шашки и прозрачную лампу, которая светилась таинственным голубоватым светом.

Вначале Ли раскурил трубку для графа. Тот вдохнул опиумный дым и зажмурился. Людочка тоже вдохнула. И закашлялась.

– Не торопись. Делай так… – показывал ей граф.

Довольный Ли кивнул им и вышел, забрав с собой подсвечник со свечами. В комнате воцарился таинственный полумрак. Голубоватые лампы мерцали уютным, мягким светом, вгоняя посетителей в легкую дрему. Взор графа затуманился. Он все еще с обожанием смотрел на Людмилу, тихо рассказывая ей об особенностях «опиумной культуры». Она вдыхала дым неумело, но тоже почувствовала, как ее стало клонить ко сну.

Сквозь волны полузабытья, уколом тупой иглы в сердце вошел холодный страх. Ей стало страшно засыпать в комнате, где вместо двери весела плотная портьера, напоминающая шерстяной ковер.

«Сюда может проникнуть любой».

«Ну и что? Что с того? Засыпай» – словно баюкал кто-то.

На стене заплясали длинные тени. Граф блаженно улыбался и не походил сам на себя. Его красивая улыбка превратилась в незнакомый оскал, наполненный вычурным блаженством, близким к помешательству. Она силилась ему что-то сказать, но голова тяжелела и клонилась к шелковой подушке. Самыми тяжелыми оказались веки. Она старалась их открыть, но взгляд катился в сторону. Куда-то уплыли все мысли и желания, руки и ноги стали ватными. На самом пике борьбы со сном Людмила решила отступить и провалилась в пустоту.