Mille regrets (ЛП)

Устройство плавучей капеллы сталкивается, между тем, с определенными техническими трудностями. Прежде всего, возникает проблема звучания, потому что в море невозможно петь так же, как в храме. Отсутствуют каменные стены, образующие экран для отражения звука. Чтобы восполнить этот недостаток, изыскиваются различные варианты, например: перевязать шлюпочный тент, петь в трюме, в каюте капитана или расположившись над кормовой постройкой, то есть повиснув на марсе. Но всякий раз, либо из-за нехватки места, либо из-за быстрого рассеяния обертонов, попытка не удается.

Решение находит Содимо, для которого справляться с техническими неувязками, неизбежными в мастерской художника, – дело привычки. Он советует для усиления звука построить деревянную полусферу. Из кусков парусины, остатков разбитых весел и досок, всегда имеющихся в запасе у предусмотрительного экипажа, сооружается некое подобие раковины, к которой художник, обмакнув кисть в смолу, добавляет несколько фризов и в центре набрасывает суровое распятие в жесткой манере ранних византийских живописцев.

Другой повод для беспокойства дает Гаратафас. Для Гомбера он оказывается наиболее трудным учеником. Его воспитанный на тонкостях восточной гаммы слух приходится перестраивать на восприятие более простых западных тонов. Но через три дня, после упорной борьбы с множеством диссонансов, задержек и фальшивых нот, турок может, наконец, попробовать свой голос на Аллилуйя. Эффект оказывается ошеломляюще трогательным, а голос – настолько плотным, что от его звука лопается стекло потира.

В один из воскресных дней происходит, наконец, освящение плавучей капеллы. Ей находят имя, не углубляясь в богословские споры по поводу ее долговечности. Поскольку дело происходит среди волн, ее нарекают «Святая-Мария-на-море», ведь имя Девы Богородицы высоко почитается среди рыбаков – как имя матери, сестры и непорочной невесты.

И нет в этой морской капелле капеллана – ни первого, ни второго ранга, – нет ни дьяконов, ни иподьяконов, которых надо слушаться. Некому раздавать подзатыльники или затрещины по головам тех, кто фальшивит или не поспевает, из-за духоты или невольной зевоты, как и тех, кто просто зевает по сторонам и считает чаек. Смешки и шуточки здесь не наказуемы палкой, и нет никаких оснований для доносов, интриг, мелких укусов и тайного сведения счетов вокруг аналоя. За отсутствием брадобрея, принесенного в жертву Тлалоку, «Святая-Мария-на-море» не препятствует ношению бороды, хотя правило святого Бенедикта гласит, что певчий должен быть выбрит.

Богослужения, о которых дал обет Фигероа, совершаются только вечером и утром, минуя молитвы первого, третьего, шестого и девятого часов, вечерню и повечерье, отправление которых строго соблюдается всякой церковью на суше. Дополнительная служба бывает только по воскресеньям, до или после трапезы, к полному удовольствию капитана, который поднимается на музыкальную площадку скорее ради удовольствия, нежели покаяния.

– Что за легкая кара нам тут досталась, – часто повторяет Гаратафас, с благодарностью глядя на своего друга скопца.

Злой язык Козимо постепенно теплеет и размягчается. Его техническая изобретательность снискала к нему уважение, к тому же у него обнаружился очаровательный голос, и теперь он сама доброта и нежность в обращении с Гомбером.

Надо видеть, как по утрам процессия галерных певчих поднимается на палубу и образует кольцо вокруг Ильдефонсо, который берет свою дароносицу и запевает григорианский канон. С печатью кротости на лицах и в полную силу своих легких они всякий день поют новый гимн Господу, благо не составляет для Гомбера никакого труда восстановить в своей памяти все церковные мелодии. Их полифония не слишком сложна для тех, кто с большим или меньшим постоянством упражняется в пении у себя дома или во время праздников. Не стремясь к головокружительной причудливости придворных месс, Гомбер сочиняет по правилам старинного стихосложения виреле[46] на слова Magnificat, обетованного капитаном. Всякий знает какие-нибудь мирские песни, услышанные в полях, в мастерских ремесленников или на пристани, потому что с пением легче делается любая работа. Правильное дыхание облегчает тяжесть трудов и задает усилиям ритм.

Матросы на этой, сохранившей свое наименование, «Виоле Нептуна» даже парус поднимают в такт мелодии. Музыка до такой степени завладевает экипажем, что и с веслами эти люди могли бы управляться танцуя. Кнут Амедео из бычьих жил сбивается в неистовый контрапункт. Его ритмическая несдержанность влечет за собой комическую пляску весел. Что же до Аугустуса, захваченного потоком мелодий, то он вынужден прилагать множество усилий для того, чтобы не сбиться с курса. Поэтому императорская галера, отяжеленная по бокам все тем же драгоценным балластом – белым золотом контрабанды, – движется к Майорке, выбирая пути, которые можно было бы назвать лесными тропами, если бы кусты кизила, рябины и боярышника могли расти из пены.