Mille regrets (ЛП)

Амедео тоже мечтает о золоте. Он уже представляет себе, как он покинет галеру и откроет маленькую таверну у подножия Пиренеев. Впрочем, а почему бы и не в Кадисе, этом очаровательном портовом городе, окруженном горами, поросшими миртом и розмарином. Летом туда съезжаются, прячась от жары, богачи из Барселоны и тратят то, что скопили, играя на бирже в Лонья. Там превосходная рыбалка и такие приветливые бухточки. Там он наверняка найдет себе какую-нибудь дочку рыбака, достаточно сговорчивую, чтобы позволить старому морскому волку спрятать свою голову на ее груди. Это заставит его забыть покрытые потом плечи гребцов «Виолы», на которой он пока только мечтает, как ему истратить свою долю за бочки «снежной воды».

С бору по сосенке – этим утром, в этом порту, каждый надеется поймать свою удачу.

Амедео возлагает надежды на Кортеса или на кого-либо из его агентов. Кортес – на императора Карла или на какого-нибудь посланца из его приближенных. Гомбер – на сигнал, донесенный его многоголосьем до высочайшего слуха. А император Карл V (Квинт) – на благоприятный ветер, чтобы выйти из порта со своей армадой, уже, наконец, укомплектованной полностью. Увы, ему сейчас не до музыки. Замученное мигренью Величество торопит Зевемберге приготовить ему пиво, поскольку подагра так скрючила его пальцы, что он не в состоянии удержать в них перо.

Проходят часы, но никаких перемен в атмосфере не наблюдается. Солнце печет, паруса обвисли, чайки ныряют между бортами в поисках обрезков свиной кожи и дерутся из-за них на спокойной и гладкой, будто залитой оливковым маслом, воде. И нервничает Амедео, пытаясь понять, почему этот проклятый Фигероа не выказывает никаких признаков нетерпения – он-то почему?

– Мой капитан, когда же он придет, этот ваш Кортес? Здесь что-то не так. Вы слишком доверяете вашим приятелям. Получите ли вы… э-э-э, то есть мы, получим ли мы деньги?

– Ну да, ну да. Напротив, всё идет как надо! Амедео, ты что-то слишком взвинчен, приятель!

Он подходит к нему совсем близко, чтобы придать своим объяснениям видимость конспиративной беседы:

– Послушай, ты же знаешь, что мы ведем здесь очень осторожную игру. Подумай сам, ведь такого рода сделки совершаются только ночью. Кортес должен быть особенно осторожен, поскольку он на виду. Да и мне самому не хотелось бы, чтобы он здесь мелькал в данный момент. Давай-ка, наберись терпения! Пойди в таверну, опрокинь стаканчик и дождись ночи в какой-нибудь подходящей компании.

– Вы думаете?

– Ну, конечно! Подбросить тебе мелочи, чтобы ты выпил и за мое здоровье? Держи!

Амедео сует монетки в карман и всё-таки продолжает скрести себе загривок. Уж не собираются ли его надуть? Однако и сам капитан, похоже, так и не получил никаких денег – ведь он не спускает с него глаз, будь тот хоть в гальюне. Когда они входили в порт, ему удалось даже обыскать его каюту. Там просто негде спрятать золото! Он прощупал матрас и подушки, простукал пол и перегородки, перетряс одежду Фигероа, порылся в его чемоданах – ничего, ни единого дублона. И что теперь?

Резкий порыв свежего бриза мгновенно прерывает сомнения и ожидания каждого. Это Михаил-архангел выбросил из своего стаканчика для игральных костей славненький норд-вест. Как раз тот ветер, что устраивает Бога Саваофа, потому что армада его Карла сможет тотчас же отправиться прямо на Алжир.

Раньше всех в порту почувствовал норд-вест Андреа Дориа. Его кости не лгут. Болезненное покалывание в копчике и ноющая боль в левом колене? Значит, потянуло влагой! Он покидает императорский совет и идет побеседовать с несколькими генуэзцами, которые, как и он, страдают артритом.

– Да, да, синьор адмирал! Мы можем отчаливать. Взгляните на это облако, что плывет над замком Белвер. Оно появилось в новолуние. На море усиливается ветер.

– Отлично. Подавайте сигнал. И да хранит нас Бог!

Подъем зеленого вымпела, сопровождаемый холостым залпом бомбарды, объявляет снятие с якорей. Тотчас и порт, и портовый город превращаются в муравейник. Таверны пустеют. Спущенные на воду барки сопровождения, предназначенные для перевозки военных отрядов, отправляются подбирать и доставлять на корабли пьяных матросов. Усиливающийся ветер надувает паруса. Флаги и военные штандарты армады раскрываются как цветы на солнце и демонстрируют всё разнообразие своих красок и символов под уже поднявшимся ветром.

Услышав звон колоколов двадцати церквей, женщины выбегают из лавок, монахи покидают исповедальни. Одни придерживают руками свой капюшон, другие – свои юбки. Ремесленники выносят флаги с эмблемами своих цехов и гильдий и рассыпаются по улицам. Быстрее, чем в трапезной успели бы поджарить яичницу из четырех голубиных яиц, порт заполняется бессчетным множеством плачущих, стонущих, вздымающих руки и возводящих глаза к небесам с молитвой к Богу об успехе крестового похода людей. Народ толпится перед открытыми окнами и на балконах с риском разрушить их своей тяжестью.