Миллиард секунд

И последствия, которые никто не смог предвидеть…

Сейчас нет ничего. Только мы. Только наши прикосновения и признания в любви без слов. Произнесенные в миллионный раз. Этого все равно будет мало.

Мы вновь и вновь окунаемся в страсть. В нашу любовь. Во что-то невообразимое, не совместимое с временным континуумом. Пока…

— Ау! — кричу я, когда внезапно стягивает живот. И это не от наслаждения. От боли.

И от неожиданности, когда вижу на белой простыне капли крови…

Глава 33. Испытание судьбы

Скорость слишком высокая. Сбавь. Невнимательно смотришь по сторонам. Может кто-то врезаться. Будь аккуратен. Еще мгновение и оба окажитесь на том свете.

Предупреждения сыпятся из раза в раз. Каждую гребаную секунду, стараясь не упустить придурков, которые едут со скоростью двадцать километров в час, и Еву, скривившуюся от боли. Лежит на заднем сидении в позе эмбриона, держится за живот, пытаясь побороться за свою жизнь, за жизнь нашей малышки.

И я борюсь своими способами…

Еду как можно быстрее. По дороге звоню врачам, предупреждаю, чтобы встретили нас на выезде. Все должно быть готово, чтобы начать спасение моих девочек.

— Все будет хорошо…

Повторяю эти слова из раза в раз. Не знаю, кому именно они предназначены: ей, для уверенности в будущем, или мне для успокоения. Не время паники, нужно мыслить трезвой головой. Найти бы эту самую трезвость, когда внутри все трясется от волнения. От ситуации. От того, что мы поддались соблазну и не смогли остановиться. Нас предупреждали, что с этим частить нельзя, знали о запрете и все равно пошли наперекор ему. Судьбе.

Нас уже ждут. С каталкой, делегацией врачей во главе с Эльвирой Викторовной. И смотрит она на нас не очень-то добро.

— Давай помогу, — вытаскиваю мою малышку из машины и несу на руках к дверям больницы.

— Олеж, они же не дадут ей умереть?

В ее голосе появляются плаксивые нотки. Высокие-высокие. Словно я ее последняя надежда. Уверенность в положительном исходе. Только я сам не уверен в этом.

Ева смотрит на меня как в тот день у этой самой клиники. Когда она решила прыгнуть мне под колеса, развела на поездку и рассказала о своем друге. С той же болью. Грустью.

— Не дадут, малышка, обещаю, — и улыбаюсь в ответ.

— Олег Дмитриевич, кладите сюда! Быстрее, у нас мало времени! — командует Эльвира Викторовна, когда я аккуратно кладу свою девочку на каталку. — В операционную! Бегом!

Вся делегация заходит в помещение, едет по дальним коридорам, а я бегу следом. Не отрываю глаза от своей девочки, как и она от меня. Не разрушаем зрительный контакт, пока не доезжаем до дверей с горящей надписью: «Внимание! Идет операция!».

— Дальше нельзя, — говорит женщина.

— Ее спасут? Скажите, что спасут!

— Мы сделаем все возможное, — она окидывает меня строгим взглядом. — Я предупреждала о последствиях, Олег Дмитриевич, — разворачивается и исчезает за двойными дверьми.

Вот и все. Остаюсь один на один со своими мыслями. Прислушиваюсь к шуму за дверью, к происходящему. Пытаюсь хоть как-то предопределить итог операции. Не думать о плохом.

Не думать о том, что я могу их потерять…

— Вам необходимо прервать… — слышатся слова Эльвиры Викторовны.

— Спасите ее! Умоляю, спасите! — кричит по ту сторону двери моя девочка, пока ее голос не умолкает во врачебной суете.

И я бы умолял, пока не достигли бы желаемого. Но это бесполезно. Врачи не бессмертны. Они не боги, не судьба, которая может вмешаться в любой момент и поменять счет времени. Может повернуть события таким образом, что никакой критической точки для нас нет. Не существует. Мы так же счастливо живем в моей квартире в ожидании девочки, через пару недель придумываем имя, а зимой нянчим хрупкое тельце дочери на руках, пока не успокоится.

— Спаси ее… — повторяю слова Евы, глядя на слепящую люстру в тихом коридоре. — Умоляю, спаси ее…

Сижу здесь долго. Разговоров врачей не слышно. Вообще ничего не слышно. Меня словно лишили слуха. Ради безопасности, наверное, иначе разнес бы клинику по кирпичику, пока не узнал, что происходит с моими девочками.

Дверь внезапно открывается, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Передо мной появляется наш Эльвира Викторовна в маске, держа в руках окровавленные перчатки.

— С Евой все хорошо. Она спит под снотворным. Сердцебиение стабилизировалось, состояние в норме. Завтра будет переведена в палату и можете ее забрать, — отчитывается серьезным тоном.

Выдыхаю. Наверное, слишком шумно. Прямо таки чувствую, как камень с души упал, как напряжение испарилось из моего разума. Но это чувство длится недолго.

— Что с ребенком?

Она молчит. Мнется некоторое время, пока я испепеляю ее всеми возможными способами. Медлит. Назло мне или же в попытке, что догадаюсь сам. Стягивает маску к подбородку, обнажив усталое лицо, глубоко вздыхает и произносит лишь одну фразу:

— Мне жаль.

Двух слов достаточно, чтобы поставить нам с Евой приговор. Чтобы все мечты разрушились, а новые не появились. Им не место среди страдания и горя, среди развалин наших жизней, наших желаний.

Этого достаточно, чтобы снести все воспоминания и оставить с болью утраты.