– Неделя прошла. Может, обошлось? Не в первый раз попадает в больницу. – Виновато хлопнула ресницами. – Езжай. Я разве против? Просто не переживай так сильно. Ещё напереживаешься. Плохо, телефона у них нет. Хоть бы узнать, что там произошло?
– Съезжу, узнаю.
– Поезжай. Конечно, поезжай. Только осторожно, пожалуйста. Не забывай о детях.
х х х
Для начала января дорога была отличная: безо льда и снега. Как будто Господь позаботился о его безопасности. Выехал Сергей в восемь утра, а в одиннадцать был возле родительского дома. Дверь, по обыкновению, не заперта. Сергей не без трепета переступил порог. И первой, кого увидел, была мать.
В новом фланелевом халате, с пуховым платком на плечах, она сидела в своём любимом кресле и, придерживая скрещенными на груди руками свисающие концы платка, отрешённо смотрела в окно.
Уф-ф. У Сергея отлегло от сердца. Жива. И выглядит вроде неплохо. Только бледная очень.
Сергей потянулся её обнять, но мать отрицательно покачала головой.
– Ты меня не касайся. Заразишься, не дай Бог.
– Вот ещё! – удивился Сергей. – Чем, интересно знать, я могу заразиться?
– Мало ли чем.
– Разве ты не с сердцем лежала?
Мать ничего не ответила.
Сергей вопросительно посмотрел на отца, который вышел из спальни, да так и застыл у двери с непонятной улыбкой на небритом лице. Какой он странный. Смотрит как на чужого. Словно не рад, что сын приехал. Обиделся?
– Не мог я, – Сергей приложил руки к груди. – Двадцать пятого Лида уехала на свадьбу к сестре, а двадцать шестого принесли телеграмму. Как я оставлю их одних? И Алёшка, как назло, закыркал.
– Разве можно бросить больного ребёнка? – поворачиваясь к отцу, осуждающе сказала мать. – Я ж тебе говорила: раз не едет, значит, дома не ладно.
Отец молчал. Угрюмый и безразличный.
– Что стоишь как истукан?! Собирай на стол. Иль надумал морить сына голодом?
Отец оторвался от косяка и направился на кухню.
– Тебя давно выписали? – поинтересовался Сергей у матери.
Мать недоумённо взбросила брови вверх.
– Откуда?
– Из больницы.
– Ах, да. Двадцать седьмого.
– Сколько ты лежала там?
– Два дня.
– Два дня? – недоумённо переспросил Сергей.– Ничего не понимаю. Что за болезнь такая?
Мать поморщилась.
– Что ты всё обо мне да обо мне? У меня теперь всё в порядке.
– И ничего не болит?
– Ничего. Ты лучше расскажи о своих. Как Лида? Дети?
– Лида выдала замуж сестру. Вроде, этот получше первого. Не пьёт во всяком случае. У детей каникулы. На ёлку ходили.
– Как Алёшенька? Поправился?
– Температуру сбили. Подкашливает немного. Но у него всегда так. Я рад, что у тебя всё нормально. А то не знал, что и думать, когда получил телеграмму.
– А ну его,– мать махнула рукой в сторону кухни. – Запаниковал старый. Я его каждый день ругаю. Зачем ребёнка зря всполошил? У него, дурака, без тебя забот полон рот… Зато и ходит смурной.
У Сергея окончательно отлегло от сердца. Напрасные хлопоты получились. И, слава Богу. Лучше так, чем… Но отца Сергей не ругал. На его месте он бы сам запаниковал.
– Иди есть! – крикнул с кухни отец.
– Пойдём, мама. Я тут, кстати, привёз кое-чего.
– Опять потратился? – укоризненно сказала мать. – Сколько тебе говорить: не отрывай ничего от семьи. У тебя двое на руках. Их ещё вырастить надо.
– Ладно тебе, мам. Пойдём лучше отпразднуем твоё выздоровление и Новый год в придачу.
– Ты иди. Посиди с отцом. А мне нельзя.
– Что нельзя?
– Есть нельзя.
– Как нельзя? Совсем-совсем ничего? Но хоть что-то можно?
– Молоко.
– Выпей хоть молока.
– Я уже пила. Да ты иди, иди. Отец заждался.
– Не пойду я без тебя. Посиди с нами немного.
– Ладно.
Мать вздохнула и поднялась с кресла. На кухне она заняла привычное место – у окна. Отец всегда ругался, когда видел её там, говоря, что она достукается и застудит почки, но сейчас почему-то промолчал. Лишь глянул мельком и принялся откупоривать бутылку “хлебной”. Наполнил две рюмки. Поднял свою.
– За, – помолчал и, махнув рукой, выпил.
– За твоё здоровье, мама, – сказал Сергей, поднося рюмку ко рту. – Чтобы никогда больше не болела.
Он выпил водку и активно заработал челюстями.
– Спасибо, Серёженька, – тихо произнесла мать. – Я своё отболела.
– Вот и хорошо, – заметил Сергей, выуживая из тарелки солёный рыжик. – Давно пора кончать с этим делом. Тебе семидесяти нет. Вот доживёшь до ста семидесяти, тогда разрешим немного поболеть. Но ни на день раньше.
Отец, вяло жевавший квашеную капусту, отложил вилку и потянулся за бутылкой.
– Мне не надо, – сказал Сергей, отодвигая свою рюмку.
– Чего так? – равнодушно поинтересовался отец.
– С утра поеду. Вдруг ночью мороз ударит. Надо быть в хорошей форме.
– Как хочешь, – ответил отец. – А я приму.
Залпом выпил до краёв наполненную рюмку.
– Поешь! – прикрикнула мать, – А то сопьёшься тут.
Отец послушно отправил в рот скибку сала.
– Когда пойдём на кладбище? – спросил он вдруг Сергея.
– Какое кладбище? – не понял тот, переводя удивлённый взгляд с отца на мать и обратно.
– Чего мелешь, старый дурак! – рассердилась мать. – Какое кладбище? Совсем с ума спятил. Убери бутылку.
Отец молча навинтил на горлышко колпачок и поставил водку в сервант.