Миллион алых роз

– Так-то будет лучше, – ворчливо заметила мать. – Совсем сладу не стало со старым. Как выпьет чуток, так начинает нести околесицу. Погоди, находитесь…

х х х

Домой Сергей вернулся перед обедом. Дорога опять была прекрасная, и доехал он без приключений.

– Как мать? – встретила его Лида.

Сергей недоумённо пожал плечами.

– Нормально. Не пойму, чего отец вдруг засуетился.

– Она дома или в больнице?

– Дома. Она в больнице всего два дня пролежала.

– Так мало? – удивилась Лида. – Что у неё было?

– Не говорит. Но сидит на диете. При мне ничего не ела.

– Может, рак?

– Чего? У неё кроме сердца никогда ничего не болело. Не может рак образоваться ни с того ни сего. Я понимаю, если бы ей делали операцию и обнаружили рак.

– Но выглядит она как?

– Как всегда. Только немного бледная.

– Ничего не понимаю.

– Я, думаешь, понимаю? Что-то у них произошло. Но что? Не пойму. Темнят. Скрывают.

– Это их дело. Главное, жива-здорова.

– Верно, согласился Сергей.

х х х

Письмо пришло через неделю. От отца. Было оно короткое, и перевернуло всё с ног на голову.

“ Мать умерла двадцать седьмого декабря. Отец”

Слово декабря было дважды подчёркнуто жирной линией.

Весна

Весна. Сессия.

А вечер так хорош. Так хорош… В голову лезет всё, что угодно, только не эти проклятые конспекты…

Она стояла недалеко от “Миража” (любимая студенческая кафешка), возле ларьков, задумчиво рассматривая их красочные витрины.

– Привет! – окликнул он её.

– Привет, – эхом отозвалась она, вопросительно приподнимая брови.

Он замялся, не зная, что делать: продолжить разговор, коли уж начал, или идти своим путём.

Её стройные ножки, едва прикрытые коротенькой юбочкой, склоняли к первому варианту, но знакомство их – увы – было шапочное. Она училась на другом факультете, да ещё на пару курсов младше. Их познакомил Гошка Комков в прошлом году на каком-то вечере (8 Марта, кажется); с тех пор он видел её лишь несколько раз и то мельком. Гошка на том вечере держался с ней как человек, получивший всё, что хотел.

Ну о чём ему говорить с ней?

Но вечер так хорош…

– Ждёшь кого?

– Нет. Так. Болтаюсь. Зубрить неохота.

– Мне тоже,– обрадовался он. – Ничего в голову не лезет. Пойдём в кафешку? Там, наверное, прохладно.

– Пойдём.

В кафешке и вправду было прохладно. И народу немного.

– Кофе или чего покрепче? – солидно обратился он к ней, когда к ним подошла официантка. – На пару коктейлей я наскребу.

Она отрицательно помотала головой.

– Только кофе и, желательно, без сахара.

– Два кофе,– сделал он заказ. – Без сахара. И пару пирожных.

– Мне не надо,– виновато улыбнулась она. – У меня аллергия на сладости. И, вообще, на всё вкусное. Как назло.

– Тогда только кофе.

Кофе был на редкость невкусный. Просто отвратительный. И разговор как-то не клеился. Дёрнула нелёгкая окликнуть её. Шёл бы себе мимо.

А красивая она. Он только сейчас разглядел её как следует. Но глаза печальные. О чём она, интересно, думает?..

Наконец, кофе был выпит, все немудрёные новости рассказаны, и оставаться в кафешке не имело смысла. Он расплатился, и они вышли на улицу.

Давно пора возвращаться в общагу и зубрить, зубрить, зубрить…

Он скривился.

Видимо, она испытывала нечто подобное.

– Не хочешь немного прогуляться? – обратилась она к нему. – Как подумаешь об этих учебниках…

– С удовольствием, – охотно согласился он.

Они медленно побрели по улице пока не оказались на берегу реки.

– Присядем? – предложила она. – Люблю смотреть на воду. Папа говорит, что на свете существуют три вещи, на которые никогда не надоедает смотреть: горящий огонь, текущая вода и работающие люди.

– Твой папа – мудрец,– он расстелил на траве ветровку. – Садись.

– Спасибо.

Она чему-то улыбнулась и опустилась на куртку.

Он устроился рядом.

С реки веяло прохладой, она зябко поёжилась, коснувшись его обнажённым плечом. Он наклонился и осторожно поцеловал её в полураскрытые губы. Она вернула поцелуй.

Он обнял её; они долго и жадно целовались. Затем она откинулась на спину…

– Извини,– сказал он, растерянно глядя на её запрокинутое вверх бледное лицо.– Извини,– повторил он.– Я не знал, что ты девушка.

Она молча встала и привела себя в порядок.

Он тоже встал.

– А если бы знал? – она насмешливо улыбнулась. – Тогда что?

Он смущённо пожал плечами.

– Я бы не стал…

– Какой ты паинька,– она зло сузила глаза.– Только зря волнуешься. Невелика потеря.

– Как сказать.

– Инициатива была моя. Можешь смотреть на это как на… лабораторную работу. Но не думай, что она повторится. Просто у меня была такая цель: пройти через это. Всё равно с кем. Должна я когда-то испытать это на практике? Хотя бы для того, чтобы иметь собственное мнение по данному вопросу. Надоело числиться тлёй-девственницей.

– Кем? – не понял он.

– Тлёй-девственницей, – повторила она.

– Почему тлёй?

– Я откуда знаю. В словаре случайно нашла такое слово. Понятия не имею, что оно означает, но очень оно мне не понравилось.

– И ты решила?..

Теперь он улыбался.

– Да. Решила.

– Ну и как?

– Я ожидала худшего.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

– А если ребёнок?

Она выдержала его взгляд.

– Так уж и ребёнок.

– А всё-таки?

– Дашь денег на аборт.

– А если не дам?

Она равнодушно пожала плечами.