Миллион для гения

- Ну, сделай ей комплимент, Леонидов! – продолжала шептать Алка, позабыв его новое имя. Ей было не по себе. Такой конфуз! В ее доме! Леонидов, как медведь, упирается и не может подкатить к Мадам! Какой ужас!

- Она лишит тебя всех контрактов! – шептала Алка, – я не шучу, она может все! Ты должен ей понравиться! Давай!

- Должен! Снова должен! – подумал он.

А Маммонна все продолжала смотреть на него, сверля глазами. Теперь это не был взгляд тупой самодовольной жабы, в ее глазах застыло острие, которое пронзало его насквозь.

- Конечно, должен! – мягко прошептала она. Леонидов был поражен. Она читала его мысли. – А ты как думал? – продолжала она. Это больше не была шумная, взбалмошная бабенка. Это была женщина, которая умными всепонимающими глазами смотрела на него и улыбалась. Это была улыбка человека, который знал про него все. Ему даже показалось, что выглядит она теперь совсем по-другому. Он не мог понять, как, но весь этот наряд на ней, килограммы краски и жира были просто бутафорией, фикцией. Под всем этим скрывалась умнейшая, красивая женщина, которая сейчас смотрела на него и ждала. Этот взгляд он уже видел когда-то, она ему точно кого-то напоминала. Он посмотрел вокруг, словно ища поддержки. Вокруг никого не оказалось. Исчезли люди, исчез яркий свет праздничного зала, и только они вдвоем – он и эта женщина. И полумрак вокруг.

- Темный затхлый могильник, – подумал он.

- Что вам нужно? – спросил он.

- Чтобы ты любил меня, свою Богиню Маммонну, – ответила она. – Чтобы вступить в мой Клуб, нужно выполнить некоторые правила. Ты должен искренне полюбить меня и молиться этой молитвой. Или ты с нами, или… совсем один – третьего не дано. Ты никто! Ты ничтожество, Леонидов, – ответила она, смеясь.

Он точно видел эти глаза, этот взгляд, и видел не один раз. Видел его у многих людей, у разных людей. Только, не мог сейчас вспомнить – у каких. Вдруг рядом в этом сумраке появился некто. Ангел! Его Ангел! Слава Богу – он не один!

- Ты должен понравиться ей! – прошептал ему Ангел, – такое правило, ты должен полюбить ее, и тогда у тебя будет все.

- Снова, должен? – промелькнуло в голове.

- А ты как думал? – прочитала его мысли Маммонна. – Писссатель, гений… Мне не нужны гении, – улыбнулась она теперь совсем не доброй улыбкой. – Их время прошло. Это я тебя так, на всякий случай предупреждаю, на будущее, а каким будет это будущее, решать теперь мне. А за тобой я давно присматриваю. Ты никто и ничто без меня. Ты меня понял? Ты ничтожество.

Он тупо молчал, словно перед детектором лжи, боясь подумать о чем-либо, и Маммонна, наконец, оторвала от него свой пронзительный взгляд. Снова яркий свет, снова люди кругом, они смотрят, ждут. И еще один человек на него пристально смотрит. Нет, смотрели все, но этот взгляд выделялся из толпы. Или ему показалось? Тот самый человечек – тот старичок. Он смотрел на него и тоже ждал чего-то, хитро улыбаясь.

- Так, ты соизволишь сказать мне что-нибудь? – уже не выдержала Маммонна. Ей надоело это пассивное созерцание, и она желала развязки, финального аккорда.

И снова глаза старичка…, снова Маммонны.

- Я не даю интервью, – неожиданно для себя громко произнес он и галантно улыбнулся.

- Да, ну-у-у-у? – изумилась Маммонна и на мгновение застыла, прищурив глаза, – какие люди у нас сегодня! – и она широким жестом пригласила всех лицезреть это зрелище. Гул удивленных людских голосов пронесся по залу. Теперь говорила она медленно, с удовольствием, как только что разрезала свой торт на части.

- Мы не даем интервью? Какая прелесть! И тортик мой тоже есть не собираемся!

А он теперь стоял, смотрел на нее и тоже почему-то улыбался. Маммонна погрузила в торт свой палец, вынула его оттуда и провела белым кремом по его костюму.

- Ах, какой конфуз! – воскликнула она, – какая жалость! Последний костюмчик от Медильяне, видел бы он сейчас! Бедный Медильяне! Душка Медильяне!

А он видел. Он смотрел на него, и в памяти Леонидова воскресла фраза этого человека: – Единственный раз в жизни сделай то, что ты хочешь. А что он сейчас хотел? Очень хотел!?... Он обезумел? Он сошел с ума?

Но остановить его уже было невозможно. Он спокойно посмотрел в глаза Маммонне. Галя в ужасе отшатнулась, заметив этот взгляд. Она хорошо его знала. Она еще помнила “того” Леонидова. Дальше все происходило, словно в замедленной съемке. Леонидов спокойно поднял блюдо с тортом кверху, плавно перевернул его и надел огромный белый кусок крема прямо на голову Маммонне. Люди в зале выдохнули и застыли в оцепенении, мертвая тишина повисла в этом просторном помещении. Люди не знали, что им делать. Они хотели отвести глаза, сделать вид, что не видели, не заметили ничего, хотели исчезнуть, раствориться.