Миллион открытых дверей

Как же для него, наверное, было удивительно то, что люди вели себя прилично при том, что то, во что они верили, для него было откровенным богохульством! Только теперь мне стали понятны его тогдашние вспышки и дебоширство.

Сейчас они казались столь же объяснимыми, как здешние утренние бури.

— Ну, и как же она себя ведет?

— Сидит. Слишком смирно сидит. Почти не разговаривает. Мне очень долго пришлось уговаривать ее послать от ее имени письмо ее общине. А когда она начинает говорить…

Жиро, мне кажется, она сейчас жить не хочет. Она во всем полагается на волю Бога — того Бога, в которого она всегда верила. Переворот, учиненный Сальтини и осуществленный самыми верующими фанатиками в Каледонии, заставил ее думать о том, что всю свою жизнь она ошибалась. Думаю, когда ее выпустят, она будет сидеть дома и смотреть в стену. В ней не осталось ни капельки сопротивления. Так всегда бывает, когда веришь во что-то, а потом оказывается, что это все обман. — Он встал и начал раздеваться. — Есть не хочется — я слишком устал. Мне надо поспать. Хотя бы отец держится молодцом. Единственное, чего добился Сальтини, так это того, что превратил его в отъявленного либерала. И я очень рад тому, что этот старый динозавр на нашей стороне. Он еще себя покажет.

— А еще как-то не задумывался о том, что мы — это «сторона», — признался я.

— О? Ничего, все впереди. — Он швырнул рубаху в стиральную машину. — В любом обществе всегда найдутся те, кого существующий режим не устраивает. Но покуда каждый имеет свой кусок, недовольство никогда не приобретает четкой формы. Вот тебе пример классической ошибки — перевороты в экономической теории игр. Небольшая группировка захватывает абсолютную власть, и тогда недовольными становятся все остальные. Готов об заклад побиться: через три стандартных года Сальтини будет стучаться в двери Посольства и умолять Шэна предоставить ему политическое убежище и беспрепятственное бегство на другую планету.

Я сидел в комнатке одного из двух зданий в многомиллионном городе, которые не были в руках Сальтини, и понимал, что на нашей стороне всего-то две сотни невооруженных, напуганных, измученных людей, в здешнем обществе считающихся неудачниками. Какой вывод я мог сделать из заявления Аймерика? Наверное, он просто сильно простудился.

Когда Аймерик бросил ботинки в угол и надел пижаму, появился Торвальд и принес Аймерику суп и булочки. Аймерик уселся есть с видом ребенка, который прогулял зимой весь день и ничего не ел с самого утра.

— Поешьте — и сразу в постель, — распорядился Торвальд совершенно по-матерински. — Мистер… ой, то есть… Жиро, мы там на кухне собрались, пьем какао. Может, хочешь к нам присоединиться и поговорить?

— Конечно, — кивнул я, и мы вышли из комнаты. Когда я закрыл за собой дверь, я сказал:

— Ваши сегодняшние достижения меня весьма впечатлили, мистер Спендерс.

Он усмехнулся.

— Ничего, я еще привыкну звать тебя по имени… Жиро. Надеюсь, и к твоим насмешкам привыкну.

Я рассмеялся и не стал оправдываться — решил, что смеха в качестве извинений вполне достаточно. Спускаясь по лестнице, я обратил внимание на непривычный гул голосов, наполнявший здание, и понял, что даже в таком просторном доме, каким был Центр, присутствие двух сотен человек всегда будет заметно. И еще меня порадовало то, что в Центре, который проектировался и строился по моему усмотрению, сразу стало как-то теплее, несмотря на всю суматоху, вызванную с расселением учащихся. Пожалуй, мне еще не доводилось жить в более уютном и теплом доме.

Мысль была случайная, побочная, но из нее мало-помалу сформировалась еще одна тема для песни. Я вспомнил об одном поэте докосмической эры, Вордсворте, который почерпнул массу вдохновения, пребывая во Франции во время падения «старого режима»… «Может быть, — подумал я, — потом мне будет хотя бы о чем спеть, пройдя через все это, и тогда я сумею превзойти любого аквитанского барда».

В кухне в итоге оказались только я, Торвальд, Пол, Маргарет и огромная лазанья, испеченная кем-то. В животе у меня заурчало. Я вдруг понял, что ничего не ел со времени наступления Первой Тьмы. Мы принялись с аппетитом уписывать прекрасную горячую лазанью.

— Итак, — сказал я, наевшись, — официально объявляю, что ты, Пол, также нанят на работу. Думаю, ты и сам догадывался, что дело идет к этому.

— Еще бы, — хмыкнул Пол, откинулся на спинку стула и вздохнул. — Если бы кто-нибудь сказал мне, что я буду рад должности, связанной с такой уймой работы… — Он усмехнулся. — Да, ты здорово постарался и всех нас обучил иррациональности.

Я воспринял это как комплимент и поинтересовался:

— Ну, как у тебя дела с базой данных ПСП?