Миллион оттенков желтого

Старуха по-своему кокетничала: одинокой она была, а вот позабытой и позаброшенной — вовсе нет. Весь день до вечера ей звонили какие-то люди, и всем она, между прочим, сообщала, что у нее сейчас живут «очень милые девочки, известная писательница Логунова с помощницей».

Я сомневалась, что данная информация заслуживает широкого распространения, и уже после ужина сказала об этом вдове, заодно спросив, кого она, собственно, информирует.

— Да всех, кто мне звонит, — честно призналась она. — Дальних родичей, Фединых коллег, наших общих знакомых.

— А смысл? — не поняла я.

И тут старуха меня удивила.

— Вы же не думаете, что Бегемотика похитили случайные люди? — остро прищурилась она. — Нет, это был кто-то из нашего круга. Тот, кто знает, что кот мне очень дорог, я за него отдам любые деньги. И приму какие угодно условия, даже ультимативное требование не привлекать полицию.

— То есть вы думаете, что к похищению Бегемотика причастен кто-то из ваших милых собеседников, — я кивнула на телефонный аппарат, — и заранее им объясняете присутствие в доме чужих людей, чтобы не вызвать у них никаких подозрений?

— Элементарно, Ватсон, — усмехнулась Федоскина и потянулась к вновь зазвонившему телефону. — Алло?.. Здравствуй, здравствуй, Степочка!

Я оставила ее беседовать с очередным добрым (или не очень) знакомым и ушла в «наш комнат», чтобы уделить наконец внимание не только детективным, но и редакторским делам.

Работала я долго, в процессе ничего вокруг не замечая и не откликаясь на попытки подруги завести разговор. Ирке надоело это одиночество вдвоем, и она ушла. Куда и зачем — я не поинтересовалась, и совершенно напрасно.

Может, была бы морально готова к новому ЧП.

Глава 5

У большой квартиры в добротном старом доме много плюсов, но есть и минус: находясь в одном ее конце, не слышишь, что творится в другом. В нормальной ситуации это тоже плюс, но где мы, а где нормальность?

Никакого ночного шума — скажем, стука или звука удара — я не уловила, и только уже утром, когда щель между плотными шторами на окне засветилась красно-золотым, как раскалившаяся проволока, меня выдернул из сладкого сна истошный крик.

Он был осмысленный — не просто вопль, а фонтан непонятных слов, и я поняла, что кричит Шахноза.

— Что? Где? — подкинулась на своей кровати разбуженная Ирка.

На первый вопрос я вообще не могла ответить, на второй предположила:

— В кухне?

Кухня — это такое место, где часто случаются разные неприятные происшествия: там и пораниться можно, и обжечься, и кипятком ошпариться, и что-то увесистое на ногу уронить. Хотя Шахноза не производила впечатления криворукой и неуклюжей. Да и как надо пораниться, чтобы орать, не переставая, добрую минуту?

Примерно столько времени понадобилось нам с подругой, чтобы выпутаться из одеял, сунуть ноги в тапки, выскочить из комнаты и по несмолкающему воплю определить направление дальнейшего движения.

Я ошиблась: крик доносился не из кухни — из Восточной кладовой. Что за проклятое место?! Казалось бы, всего лишь подсобное помещение, а натуральный центр проблем!

Мы понеслись в роковую кладовку, в коридоре едва не сбив с ног Федоскину, направлявшуюся туда же. Старуха явно отреагировала на пугающий крик несколько раньше, чем мы с подругой. Возможно, потому, что она-то уже не спала, это было ясно по ее наряду — очередному темному платью. Однако передвигалась пожилая дама медленнее, и на месте ЧП мы оказались чуть раньше.

Глядя внутрь кладовой и уже бессловесно завывая, как сигнал тревожного оповещения гражданской обороны, на пороге стояла Шахноза. Руками она крепко вцепилась в дверные косяки, а проем закрыла своим телом, так что нам пришлось неделикатно продавить ее в помещение, от чего она заорала еще громче.

— Тихо! — гаркнула Ирка. И тут же сама в голос выругалась: — Твою ж дивизию!

Мне тоже захотелось произнести несколько нехороших слов, но от увиденного я временно онемела.

В незатейливом интерьере кладовой появился яркий акцент. Он представлял собой небольшую лужу крови, натекшую из-под головы человека, висящего вверх ногой. Именно ногой, а не ногами — вторая его нижняя конечность, по факту ставшая верхней, опустилась и сложилась в колене, только первая торчала вертикально. Ее удерживала в таком положении петля на конце веревки, привязанной к крюку в потолке.

Я проехалась недоверчиво-изумленным взглядом по этой жуткой конструкции снизу вверх и обратно — до узкой дыры под потолком и назад, к полу под стеной, обычно чистому, а сейчас засыпанному мелким мусором. Новенькая гипсокартонная стена-заплатка тоже была испачкана — не только кровью, но и пылью или грязью.

— Что случилось?! — В кладовку заглянула слегка запыхавшаяся Федоскина.

Все молча расступились, открывая ей вид на пугающую инсталляцию.

— Боже! — Старуха ахнула и отшатнулась.

— Кто это? — Ко мне наконец вернулся дар речи.

— Я пришель — он висель! — торопливо сообщила Шахноза и тоже посмотрела на мусор на полу.

— Ничего тут не трогайте! — предупредила я. — Все назад, выходим из помещения!

— А если ему еще можно помочь? — ожила Ирка.