Миллион оттенков желтого

— Зачем не спросиль? Лесниц Синий кладовк, — вставила свои пять среднеазиатских копеек Шахноза.

Ее реплику рассказчица тоже проигнорировала:

— Зато я нашла веревку. А в потолке уже имелся подходящий крюк, не знаю даже, для чего…

— Тут когда-то был переход в другое здание, вероятно, он освещался лампами или фонарями на потолке, — подсказала я.

И тоже не была услышана.

— Я подумала: уж по крепкой-то веревке кот точно успешно спустится, влезла на табурет, с него на этот невысокий шкафчик и привязала ее на крюк. Разве не понятно? — Подруга развела руками, полагая, что все разъяснила.

По выражению лица Александра Семеновича было видно — не все.

— А зачем вы сделали петлю на конце веревки?

Ирка покраснела:

— Само как-то вышло.

— А я ведь не замечала за тобой суицидальных настроений, — встревожилась я.

— Да какие настроения?! Просто свисающая с потолка веревка выглядела нелепо, для гармонии на нее надо было что-то повесить, ну или хотя бы петельку связать…

— Что ж, гармония сложилась, — кивнул Александр Семенович и выразительно глянул на тело в петельке. — Галина Андреевна, вы посмотрели, это кто-то знакомый?

— Боже упаси! — Федоскина качнулась, едва выглянув из своего угла, и снова спряталась.

— Может, брата-акробата знает кто-то из присутствующих?

Мы с Иркой дружно помотали головами, а Шахноза призналась:

— Я не смотрель. Страшиль.

— Это кличка такая — Страшила? — заинтересовался живчик-брюнет.

— Это неудачное производное от слова «страшиться», — объяснила я, как филолог, наиболее хорошо понимающий искаженную русскую речь. — Шахноза говорит, что побоялась рассматривать труп.

— Ой, чего тут бояться, труп как труп, — заворковал брюнет и попытался сориентировать упорно отворачивающуюся домработницу лицом к предмету беседы. — Уж посмотрите, милочка, куда деваться — надо. Знаком вам этот персонаж?

— Вы издеваетесь? — не выдержала Ирка. — Он висит вниз головой, к нам спиной, лицо в кровавой луже, как его узнать?!

— И то верно, — согласился брюнет и успокаивающе похлопал Шахнозу по плечу. — Ну, пригласим на опознание в морг, там вам удобнее будет.

Домработница содрогнулась.

— Странные у некоторых представления об удобстве, — проворчала Ирка.

— Не более странные, чем чьи-то затеи, — вполне справедливо заметил Александр Семенович и выступил в коридор. — Галина Андреевна, давайте побеседуем.

Они удалились в кабинет.

Шахноза вышмыгнула из кладовки и по стеночке заспешила в свое убежище — на кухню.

Мы с Иркой немного потоптались на пороге, но поняли, что только мешаем специально обученным людям работать, и ушли к себе. Нас никто не задерживал.

— Хотя бы не подозревают, что это мы его… того, — выдохнула Ирка, бухнувшись на свою кровать. — Уже хорошо.

— Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. — Я тоже рухнула в постель, которая так и осталась неубранной. — Давай думать. Кто он такой, этот брат-акробат, и чего ради залез в квартиру?

— Обычный вор, — предположила подруга и, сев в кровати, призналась: — Так и думала, что надо опасаться чего-то подобного. Криминогенная обстановка в городе не очень, а эта дыра выглядела провокационно…

— Не нагнетай. — Я, как недавно тетушка, обиделась за Северную столицу. — Во-первых, сериал «Бандитский Петербург» давно неактуален. Во-вторых, кого эта дыра могла спровоцировать? Только того, кто уже проник в квартиру на втором этаже самого маленького дома, оттуда влез на чердак и подобрался к частично закрытому пролому, сделанному другими преступниками! Значит, брат-акробат не просто мимо проходил и не совершал экскурсию по чердакам, он направлялся именно сюда — в квартиру Федоскиных!

— Может, он потому и знал о проломе, что сам его сделал?!

Это был дельный вопрос.

Я встала, вернулась в Восточную кладовку, обошла брата-акробата, все еще висящего вверх ногой в петле, и, преодолевая страх и отвращение, присмотрелась к изуродованному лицу. Специально обученные люди мне не препятствовали, наоборот, даже отодвинулись к стенам, чтобы не мешать, и замолчали, чтобы не спугнуть.

— И что? — уже в спину уходящей мне спросил брюнет.

— И ничего, — ответила я с неподдельным сожалением. — В первый раз его вижу!

«И в последний, надеюсь», — тут же добавил мой внутренний голос, намекая на отсутствие желания опознавать акробата в удобном морге.

Я вернулась в нашу комнату. Ирка уже не сидела там, как восковая кукла, разговаривала по телефону. Как я поняла — с Лазарчуком. Не убирая от уха трубку, подруга вопросительно посмотрела на меня. Я помотала головой:

— Совершенно незнакомый персонаж. Не тот, что проводил экскурсию по маленькому дому для нас с Палычем. Этого я бы запомнила: у него немодные усы.

Ирка кивнула, еще немного послушала своего собеседника, уныло сказала ему:

— Хорошо, — и закончила разговор.

Она сообщила мне:

— Серый говорит, что надо, конечно, разбираться, но если эксперт сразу уверенно заявил, что это несчастный случай, обвинение в убийстве по неосторожности мне не грозит.

— Тем более что неосторожность была проявлена им, а не тобой, — напомнила я. — Смотрел бы, куда ногу сует, был бы жив.