Миллион с Канатной

Из уст его сыпались фразы, покрытые каким-то странным налетом прошлого, при которых любой пролетарий распахивал глаза. «Третьего дня, соблаговолите, с вашего позволения, позвольте побеспокоить, ничтоже сумняшеся, воистину, нижайшее соизволение, соблаговолите облагодетельствовать» и прочие архаизмы так и сыпались, стоило только Володе раскрыть рот!

Это был его протест против того мира, в котором вчерашний крестьянин, неспособный даже толком написать свое имя, лез вершить чужие судьбы и судить тех, кого он никогда, в силу происхождения и уровня интеллекта, не смог бы понять.

Однажды, застряв в кабачке с одним газетным приятелем, Володя выдал случайным собеседникам по первое число: «премного благодарю, с вашего соизволения, позвольте полюбопытствовать» и так далее. Пораженные в самый мозг, сидящие рядом люмпены страшно перепугались и убрались из кабачка с невероятной такой скоростью.

А приятель Володи, человек вроде образованный и грамотный, только рукой махнул:

— Пристрелят тебя, дурика! Нарвешься.

— Премного возблагодарю! — отозвался Володя.

— Хоть бы пил с горя, что ли, — вздохнул товарищ, — чем так языком махать! Думаешь, большевики погладят тебя по шкуре? Как пить дать поставят к стенке!

— С Божьего соизволения, — вздохнул Володя.

— Не в ту сторону ты мимикрируешь, князь, — все еще старался товарищ.

— Князья все в Париже, благодаря Богу, — усмехнулся Володя.

— Вот и ограничился бы первой частью — про Париж, — вздохнул товарищ.

Но в Володю словно бес вселился. И когда взволнованная Алена прибежала на Спиридоновскую, крича, что хочет познакомить его со своим старшим братом, Володя перекрестился, не сомневаясь, что сейчас отсчитываются его последние часы на земле.

Брат Алены оказался невероятно толстым, с тройным подбородком, белобрысым детиной с красной мордой, косыми хитрющими глазками и залысинами, причем залысина на затылке была украшена мощной уродливой бородавкой. Было ему лет сорок, но выглядел он на все шестьдесят. Он был очень неповоротлив, ходил враскорячку и, хоть широко улыбался, смотрел исподлобья, а в глазах его сквозили неистребимая тупость, зависть и злость.

— Он на колчаковских фронтах был ранен, — шепнула Алена, когда, тяжело фыркая и дыша, как загнанный гиппопотам, брат неспешно направился к ним.

Но Володя сразу увидел, что это неправда. Это был тот самый тип «героического» красного командира, который привык отсиживаться в тылу, обдирая до нитки местных крестьян, заливаться под завязку самогоном и заедаться отобранными продуктами, посылая других рисковать — разумеется, на те самые колчаковские фронты.

— Это мой брат, Славко Патюк, — сказала Алена, и Володя, успевший уже изучить и понять украинский язык, еле сдержался, чтобы не рассмеяться, потому что в голове завертелось как бешеное «пацюк, пацюк, пацюк». Тут же мелькнула мысль, что народ был прав, давая подобные фамилии. Привстав и щелк­нув каблуками, он четко произнес:

— С вашего позволения позвольте отрекомендоваться... Вольдемар Сосновский. Владимир.

— Чего? — осклабился красный комиссар. — Гы...

Алена ойкнула и закрыла лицо руками. На нем проступала крестная мука, и Володя даже ее пожалел.

— Гы... — снова осклабился братец, — самогон пьешь?

— Пью, — решился Володя.

— Ну пойдем, выпьем. Сгоним волну! — Так состоялось знакомство красного комиссара и бывшего князя. И завершилось оно к вящему удовольствию обеих сторон.

Во время застолья брат Алены признался, что невзлюбил Одессу.

— Не бабы, а сплошные кривляки, — жаловался он Володе, к которому почему-то проникся душой, — ломаются, сюсюкают. Ручки им целуй... Кобылы тощие! Не, мне таку бабу надо — просту, деревенску, шоб за курями, там, смотрела и убиралася в доме. Шоб выпить с ней можно было. Самогону хлопнуть — и на сеновал! А эти ваши ломаки городские, шо по паркету кривляются в рюшиках, — то шо, бабы? Баба гарна з села!

Володя сочувствующе вздыхал и делал вид, что глотает самогон — отвратительное пойло, воняющее сивухой и гнилыми сливами. Впрочем, брат Алены был настолько увлечен собой, что этого не замечал.

Сосновскому не составило труда быстро изучить довольно простой характер этого красного командира. Он пытался изображать жизнерадостного и добродушного человека, но на самом деле был малодушен, завистлив, труслив, обладал не очень развитым интеллектом и злобной, мелочной душой. Будучи человеком неумным, от природы он, тем не менее, обладал цепкой жизненной смекалкой, позволяющей решать примитивные жизненные задачи на вполне достойном простейшем уровне — в том окружении, где не требовалось ни культуры, ни благородства, ни интеллекта.

А потому среди красных он быстро освоился, сделал блестящую карьеру и очень скоро стал большим начальником в городе. Время благоприятствовало таким, как он.

Узнав, что Володя встречается с Аленой, ведь она порекомендовала его как своего жениха, братец осклабился:

— Тю... та когда свадьба?

— Скоро! — вспыхнула Алена.

— А то дывысь, пристрелю, гада!

— Свадьба скоро, — перепугался Володя.

— Оце гарно! Это надо отметить, — обрадовался братец.