Миллион с Канатной

Однако, полный воодушевления и новых надежд, Сосновский, войдя в редакционное помещение, прежде всего увидел группу солдат в потертых шинелях с винтовками, которые, сидя на перевернутых деревянных ящиках, забивали «козла» на каком-то старом чемодане, перевязанном пеньковой веревкой. Дым стоял коромыслом. Солдаты все время курили самокрутки. А на полу в полупустых бутылях мерцал самогон.

— Это еще что такое? — уязвленный в самое сердце, вскричал Володя.

— Так мы это... того... товарищ... типа... в газету приставлены. Гы... вот, — пояснил самый молоденький солдатик.

Это были новые сотрудники Володи. И очень скоро он понял, что эти «сотрудники редакции» отбирались по самому простому принципу: чтобы хоть кто-то умел хоть немного читать. О написании статей и редакционной работе они имели такое же представление, как о грамматике китайского языка. А некоторые из «сотрудников» не могли даже четко сформулировать свои мысли.

Несколько дней Сосновский потратил на то, чтобы провести полный ликбез. Но это стоило ему такой крови, что он был уже не рад, что связался со всем этим.

К его удивлению, несколько человек оказались довольно толковыми, и после объяснений Сосновский смогли кропать статьи — хоть и примитивные, но вполне пригодные. Кинув клич по городу, Володя взял в штат нескольких прежних газетчиков, с которыми работал все эти годы. Они не сотрудничали с белыми газетами, поэтому против них большевики ничего не имели. Опытные газетчики еще больше натаскали новичков, облегчив работу Володи. И редакционная машина кое-как начала функционировать.

Новоявленное воинство пера и слова было пестрым. Большинство новоиспеченных сотрудников газеты только пришли с фронта. Им было сложно перенять новые привычки, с ходу войти в новый, другой мир. Поэтому на службу они приходили с оружием. В речи подпускали крепкие и военные словечки. Но в целом это были неплохие люди. И Володя с грехом пополам нашел с ними общий язык.

Сам Сосновский был поражен, узнав, как прокомментировали его назначение в штабе красных. Весть об этом ему принес зачастивший в редакцию Патюк. Володе были неприятны его визиты, но избавиться от них он не мог. Очень скоро Сосновский догадался, что «Пацюк» его контролирует. Он держался всегда нагло, мог прервать и редакционное совещание, и разговор с кем-нибудь из сотрудников. С Володей он говорил снисходительно, со всеми остальными — высокомерно. Строил из себя начальство. Но выхода у Сосновского не было. И, стиснув зубы, он терпел этого необразованного, неумного человека.

Именно Патюк прокомментировал Володе, как восприняли его назначение:

— Сказали: странный ты. Красный — а вроде как и не большевик. Сказали: это тот случай, когда на голове корона, а ноги сломаны. А что они хотели сказать?

Володя вспыхнул. Ярость запульсировала в висках. Он прекрасно понял эти жестокие, обидные слова — но куда их было понять Патюку?

— Так, просто... — со злобой процедил Сосновский сквозь зубы. Комментировать дальше ему не хотелось.

— Ноги как ноги. Ранен был, что ли? — Патюк окинул тупым взглядом статную фигуру Володи.

— Давно, — скривился Сосновский, — да и не так. Они имели в виду не то.

— А не скажешь вроде!

Володя не любил драться. Но это был именно тот случай, когда изо всех сил ему захотелось залепить в эту лоснящуюся физиономию кулаком. Но наступили такие времена, когда это никак нельзя было сделать.

И за свару с таким человеком, как начальство Патюк, по законам военного времени полагался расстрел. Володя не хотел лезть под пули из-за такой крысы. А потому скомкал разговор как мог, пропустив все это мимо ушей.

Положение спас самый молодой и смышленый его сотрудник — бывший пулеметчик Савка, паренек сообразительный и быстрый. Он все хватал на лету, и Володя не сомневался, что из него получится просто отличный репортер.

Савка ворвался в комнату с криками, что двое сотрудников дерутся, и тем дал шанс Володе бежать в соседнее помещение, прервав этот неприятный разговор.

Двое его сотрудников, сцепившись, катались по полу, а все остальные обнаглели до такой степени, что делали ставки. Никто и не думал их разнять.

— Прекратите! Да прекратите же! — всплеснул руками Сосновский.

Но его слова потонули в общем гомоне разгоряченных мужских голосов, увлеченных этой схваткой, дающей им такой азарт, как давала война.

Ситуацию, как ни странно, спас Патюк — как человек, абсолютно лишенный сантиментов и воображения. Вынув из-за пояса револьвер, он несколько раз выстрелил в потолок. На драчунов посыпалась штукатурка. Грохот выстрелов заглушил все крики. Дерущиеся расцепились, принялись подниматься на ноги, вытирая кровавые сопли.

— Пристрелю, суки, — даже как-то нежно сказал Патюк.

Володя набросился на них с упреками, развел по разные стороны комнаты. Конфликт был исчерпан.

— И как тебя редактором назначили? — удивился искренне Патюк. — Мямля!

Володя вспыхнул. Пожав плечами, Патюк удалился. Про себя Володя часто называл его «мой дежурный крыс». При этом ему всегда было стыдно перед крысами, которые (по сравнению с Патюком) казались ему очень симпатичными животными.