— Похоже, — согласился Дуайт. — При таком темпе, как сейчас, Кейптаун погибнет немного раньше, чем Сидней, и почти одновременно с Монтевидео. К тому времени ничего не останется в Африке и Южной Америке. Мельбурн из всех больших городов мира наиболее выдвинут на юг, значит, мы будем почти последними. — Он посидел, подумал. — Новая Зеландия, большая ее часть, может протянуть немного дольше, ну и, конечно, Тасмания. Пожалуй, на две-три недели. Не знаю, есть ли сейчас люди в Антарктиде, если есть, то они могут еще довольно долго прожить.
— Но Мельбурн — последний крупный город?
— Пожалуй. Воцарилось молчание.
— Что вы сделаете? — спросил хозяин фермы. — Заберете отсюда свой корабль?
— Я еще не решил, — медленно ответил капитан. — Впрочем, может, и не я буду принимать решение. Есть офицер старше меня по званию… капитан Шоу в Брисбене. Не думаю, чтобы он оттуда ушел: его корабль не может плавать. Может, он пришлет мне приказ, не знаю.
— А вы бы уплыли, если бы это зависело от вас?
— Я еще не решил, — повторил капитан. — Не думаю, что много выиграю на этом. Почти у сорока процентов моих людей есть девушки в Мельбурне… некоторые женились. Скажем, я поплыву в Хобарт. Этих девушек я забрать не смогу, а другим путем они туда не попадут… а если и попадут, им негде будет жить. Думаю, жестоко разлучать моряков с их женщинами на эти последние дни, если того не будет требовать наш долг. — Улыбка скользнула по его лицу. — Во всяком случае, они бы этого не захотели. Большинство из них, вероятно, просто дезертируют.
— Мне тоже кажется, что на первое место они поставят женщин.
— И это понятно. Так что нет смысла отдавать приказы, если знаешь, что их не выполнят.
— Ваш корабль не сможет выйти в море без них.
— Сможет… но недалеко. Хобарт лежит близко… шесть или семь часов. Хватило бы двенадцати человек, даже меньше. Хотя, при такой маленькой команде нельзя будет погружаться. Но если мы даже доберемся туда или до Новой Зеландии… скажем, до Крайстчерча… неполным составом, мы не смогли бы ничего сделать. — Он помолчал. — Мы были бы просто беженцами.
Они снова помолчали.
— Одно меня удивляет, — сказал, наконец, фермер. — То, что беженцев так мало. Очень немногие приехали из других городов — Кэрнса, Таунсвилла и прочих.
— Вот как? — спросил капитан. — Однако, в Мельбурне давка. Очень трудно сейчас найти там комнату.
— Я знал, что туда едут, но не думал, что так много.
— Пожалуй, это влияние радио, — сказал Дуайт. — Лекции, которые читает премьер, действуют успокаивающе. Австралийское радио работает отлично, никто не скрывает от людей фактического положения дел. В конце концов, мало радости покинуть дом и приехать сюда, чтобы жить в палатке или машине, пока не случится то, что должно случиться, разве что на месяц или два позднее.
— Пожалуй, — согласился мистер Дэвидсон. — Я слышал, что многие, проведя здесь пару недель, возвращаются в Квинсленд. Но сомневаюсь, что только потому, что не хотят жить в палатках. Никто всерьез не верит, что это случится именно с ним, пока сам не начинает болеть. А тогда… что ж, лучше встретить это, дома. От этой болезни человек уже не выздоравливает, верно?
— Не совсем. Можно выздороветь где-нибудь за пределами зараженной территории, после лечения в больнице. Множество больных с севера лежат сейчас в больницах Мельбурна.
— Этого я не знал.
— Ничего удивительного, радио об этом не говорит. Я лично не совсем понимаю, зачем их лечат. Чтобы они снова заболели в сентябре?
— Хорошенькая перспектива, — сказал мистер Дэвидсон. — Может, все-таки налить вам виски?
— Спасибо. Пожалуй, я выпью. — Дуайт встал и налил себе сам. — Знаете, — сказал он, — в последнее время я уже освоился с этой мыслью и пришел к выводу, что даже предпочитаю такую смерть. Все мы когда-нибудь должны умереть, одни раньше, другие позже. Проблема заключалась в том, что человек не был готов, ибо не знал, когда это произойдет. Но теперь-то мы знаем, и никто ничего не может сделать. В некотором смысле это мне даже нравится. Мне нравится, что я буду здоров и в хорошей форме до конца сентября, а потом сразу… вернусь домой. Лучше так, чем медленно умирать от семидесяти до девяноста лет.
— Вы настоящий флотский офицер, — заметил фермер. — Разумеется, вы больше, чем я, привыкли смотреть смерти в глаза.
— Вы отсюда уедете? — спросил капитан. — До того, как это дойдет сюда? Скажем, в Тасманию?
— Я? Оставить свою ферму? — обиделся скотовод. — Нет, я не уеду. Когда это дойдет до нас, я умру, сидя на веранде в этом кресле, со стаканом виски в руке. Или в собственной постели. Я никогда не покину этот дом.
— Видимо, так думают большинство людей, уже свыкшихся с этой мыслью.
Они долго сидели на веранде, потом пришла Мойра и объявила, что ужин на столе.
— Выпей, — предложила она Дуайту, — и иди в дом, если еще можешь идти сам.
Отец удивился.
— Как ты говоришь с гостем?!
— Ты, папочка, не знаешь этого гостя так хорошо, как я. Говорю тебе, с ним просто нельзя спокойно пройти мимо бара: в каждый он непременно должен зайти.
— А мне кажется, что это у капитана были трудности с тобой.