Миллионеры в минусе, или как пустить состояние на ветер

«Это было очень трудное время. Я тяжело болел. Мое здоровье совершенно расстроилось. И когда я лежал в „Гайз хоспитал“, пришло сообщение, что я должен провести ежегодное общее собрание „Евротраст лтд.“. Выбрали время, нечего сказать! Врачи решили, что я не должен этого делать. Мне прислали письменное уведомление. Я ответил, послушайте, мне нужно ехать в Испанию на реабилитацию, разберемся, когда я вернусь. Штраф был всего пять фунтов. Короче, я уехал в Испанию. Пока я был там, я связался с солиситором и спросил, не может ли он все уладить, потому что я вернусь только через девять месяцев. А они сказали, мы не знаем, вернетесь вы или нет, и выписали ордер на мой арест, как будто я был беглым уголовником. И когда я вернулся, меня посадили только за то, что я не провел ежегодное общее собрание компании».

В судебных документах говорится, что он был приговорен к шести месяцам заключения. Но там говорится еще по крайней мере о трех нарушениях Закона о компаниях. Хэрбедж не только не провел ежегодное общее собрание — он обвинялся также в том, что не опубликовал бухгалтерский отчет и отчет о прибылях и убытках. Он отсидел четыре месяца, уплатил штраф пятьсот фунтов и триста фунтов судебных издержек.

Хотя его банковская деятельность продолжалась (он основал «Ландон дэнс студиоз», которая прекратила свое существование в 1965 году), продолжали расти и долги. И в 1965 году он объявил о банкротстве.

«Я вышел из тюрьмы и не мог взяться ни за какое дело. Каждый раз, когда мне удавалось что-то найти, появлялся официальный получатель долга и прикрывал лавочку. Я начал было издавать деловой бюллетень, но, услышав, что получатель меня разыскивает, уехал на острова Чэннел, куда не распространяется британская юрисдикция. Там они ничего не могли мне сделать. Дела пошли на лад. Я снял квартиру и маленький офис. Я провел там около шести месяцев, и вдруг однажды мне позвонили из банка и сказали, что официальный получатель сегодня утром заморозил мой счет. Он не имел права этого делать. Это противозаконно. Но ему это удалось».

На самом деле с согласия местных властей закон допускает подобные вещи.

«Я понял, что дальше так идти не может. А тут еще в „Таймс“ появилась большая статья против меня. Что-то вроде есть, мол, такой Алекс Хэрбедж, не восстановленный в правах банкрот, который открыл дело в Гернсли. Но в этом не было ничего противозаконного. Гернсли находился за пределами британской юрисдикции. Но я решил: хватит с меня этой проклятой Англии и всего, что с ней связано. Взял я с собой несколько „штук“, которые мне удалось заработать, собрал вещи и с~тправился в Цюрих. Там я снял однокомнатный офис на четвертом этаже и снова ударился в товарные операции».

В то время, по его словам, он начал работать со Ставросом Ниархосом и его людьми. Он ввел их в этот бизнес.

«Они ничего не понимали в этом деле. А я тогда весьма успешно, делал деньги на какао, меди, серебре и тому подобном. Эти греки были замечательными клиентами. У них было полно денег, и они рисковали как сумасшедшие. Я с ними отлично ладил. Мне всегда нравился средиземноморский тип. Это все было в 1967-1968 годах. Замечательное время. Верни Корнфилд процветал. Да и все остальные тоже. Я довольно хорошо знал Берии и решил, что мне не грех у него поучиться. И я уцепился за идею, что хорошо бы высвободить деньги, которые куча людей всадила в эти взаимные фонды. Я хотел открыть фондовую биржу для клиентов взаимных фондов в Германии и решился вложить двадцать пять тысяч фунтов в рекламную кампанию».

Его реклама появилась в газетах, и спустя несколько дней его офис был завален мешками с письмами.

«Через девять недель мы переехали в одиннадцатиэтажное здание и увеличили штат до двухсот человек. Мы получали от клиентов Корнфилда по два-три миллиона долларов в день. В это время в Штатах появились фонды без нагрузки, и мы говорили клиентам: послушайте, это же безумие отдавать 8,5%, когда мы можем подключить вас к таким фондам, у которых вообще нет нагрузок. И все это — за брокерский гонорар в 1,5%».

«Да, — вспоминает он, — это был фантастический бизнес. Что-то необыкновенное. Вообще, все тогда шло великолепно. Именно в то время я встретил свою теперешнюю жену. До этого я был дважды женат. Все шло очень хорошо до того самого дня, когда Корнфилд вдруг решил разориться. Или кто-то решил вытащить из-под него стул, что, наверное, ближе к истине. Мы могли бы выжить. Мы свернули операции, сократили расходы и так далее. Но близился конец 1970 года, и на НЙФБ акции упали на 250 пунктов. Все стали продавать свои акции, и каждый, кто имел отношение к взаимным фондам, стремился из них выйти. А деньги делаются не тогда, когда люди выходят из фондов, а когда они в них вступают».