Милое чудовище

Квартира номер четыре находилась на первом этаже за хлипкой, обитой старым дерматином дверью, рядом с которой кто-то вывел черной краской корявые буквы «Спартак» — чемпион», а чуть ниже еще кое-что непечатное. Рогов вспомнил, что в его собственном подъезде была идентичная надпись, только зеленой краской, и нажал на дверной звонок. Палец от кнопки он оторвал не сразу, сначала насладился пронзительным дребезжанием, доносившимся из квартиры. Однако ни шаркающих шагов, ни бдительного «Хто тама?» за этим не последовало. Тогда Рогов повторил звонок, потом позвонил еще раз.

— Похоже, там никого, — задышала ему в левую лопатку Шура.

— Это вам, конечно, женская интуиция подсказывает? — едко осведомился Рогов и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, ткнул в кнопку звонка квартиры номер два.

Предусмотрительно прикрытая на цепочку дверь робко приоткрылась, и на Рогова с опаской глянул подслеповатый старческий глаз.

— Чего вам?

— Не знаете, где ваша соседка?

— Не знаю и знать не хочу! — Дверь оглушительно захлопнулась.

Задетый за живое Рогов опять нажал на звонок. Дверь снова приоткрылась, но глаза он не увидел.

— Вы чего хулиганите? — пожаловался плаксивый голос и пригрозил:

— Сейчас милицию вызову!

Рогов молча сунул в узкую щель удостоверение и повторил свой вопрос. На этот раз ему торопливо ответили:

— Наверное, на рынке торгует, где ж еще…

— На каком именно?

— На Черкизовском…

— Спасибо, вы очень любезны, — пробормотал Рогов, и дверь тихонько прикрылась.

— Вряд ли мы найдем ее на рынке, — вздохнула Шура — как будто бы он сам об этом не догадывался — и первой вышла из подъезда.

Рогов же решил попытать счастья еще в одной квартире — третьей. Там ему открыла приветливая молодуха, выпустившая из квартиры на лестничную площадку такие вкусные кухонные запахи, что Рогов с особенной остротой почувствовал свое холостяцкое сиротство. И женщина была вся такая уютная и аппетитная, что ее хотелось расспрашивать долго и подробно, и не только по существу дела. Может, он так бы и поступил, если бы не тревожный зов запыхавшейся Шуры:

— Юрий Викторович, Юрий Викторович! Он досадливо поморщился и обернулся. Его помощница на редкость комично покачивалась на высоких каблуках своих промокших лодочек.

— Ну что там опять? — выдохнул он устало.

— Через окно видны чьи-то ноги — — сообщила Шура и шмыгнула носом.

— Что? — не сразу понял Рогов.

— Там дети ходили под окнами… Ну, я тоже решила… Заглянула в квартиру Бельцовой, а там кто-то на полу лежит. По крайней мере, ноги видны. По-моему, женские…

— Отлично, — буркнул Рогов, — только этого мне и не хватало для полного счастья.

Глава 25. ВАШИ ДОКУМЕНТЫ!

«…Влад только что вышел из-под душа. Вокруг его загорелых бедер было обернуто махровое полотенце, густые волосы небрежно взлохмачены, а на бронзовом торсе блестели капельки воды…»

Мура откинула голову, полюбовалась запечатленным на экране дисплея потоком сознания, пробормотала в задумчивости: «капельки воды, капельки воды…» — после чего вдохновенно отстукала продолжение: «в которых отражалось все счастье мира». Потом вспомнила, что, кажется, уже использовала это замечательное сравнение в предыдущем романе «Поцелуй на прощание». Только там «все счастье мира» отражалось не в капельках воды, а в бисеринках пота… Нет-нет, пожалуй, даже не в бисеринках, а в глазах… Точно, в глазах «цвета загустевшего меда»! Мура вздохнула и, нажав на соответствующую клавишу, стерла уже написанное. М-да… Муки творчества, о которых благодарные читательницы даже не подозревали, принимали поистине космические масштабы.

Творилось что-то неладное: Мура уже второй час топталась на одном Месте. Любовная сцена решительно «не шла», а ведь раньше это была ее специализация! До сих пор никто лучше Алены Вереск не мог описать, как «мужественный красавец сжал ее в своих объятиях».

— Неужели я исписалась? — спросила она себя в тревоге и сама себе ответила:

— Нет, тут дело в другом… В этом убийстве!

Увы, ей не давало покоя это дурацкое пестрое платье, неожиданно всплывшее на поверхность из глубин подсознания. Точнее, даже не само платье, а всего лишь его край, мелькнувший в длинном, как прямая кишка удава, коридоре Дома культуры строителей. Из-за этого самого воспоминания Муру мучило неотступное беспокойство. Она уже сомневалась во всем и прежде всего в том, что манекенщицу зарезал Лоскутов. Если убийство и впрямь произошло в считанные минуты, как утверждает коренастый следователь, совершенно не годящийся на роль героя-любовника, то женщина (в платьях все-таки ходят преимущественно женщины) в коридоре возникла неспроста!