– Хочу сказать, что твоя склонность драматизировать постоянно портит тебе жизнь. И что ты не замечаешь, как абсурдно это выглядит. Сначала утверждаешь, что дети шлют тебе письма с угрозами, а вот теперь тебя донимает соседка с третьего этажа…
– Но так все и было! Майя была здесь, и да, она донимала меня.
Кирстен делает неопределенное движение головой. Затем разворачивается, проворачивает ключ в замке и с такой силой распахивает дверь, что ударяет ею о комод. В следующую секунду она вылетает из квартиры.
У меня замирает сердце.
– Нет… прошу… не уходи, – молю я едва слышно.
От ужаса у меня отказывает голос, и пока Кирстен отбивает каблуками быструю, решительную дробь по ступеням, я понимаю, что заблуждалась. Мне не справиться без нее. Она нужна мне.
Я срываюсь вслед за Кирстен. Каждый шаг отзывается болью в области ребер. Я начинаю хрипеть.
– Кирстен, постой… Я знаю, ты хотела как лучше! Прости меня! Мне так жаль!
Я догоняю ее только на третьем этаже и теперь понимаю, что Кирстен не собиралась никуда уходить. Она стоит перед дверью Майи и, метнув на меня решительный взгляд, давит на кнопку звонка.
– Спросим у нее, что все это значит.
Раздается звонок. За дверью слышатся шаги.
– Фрау Грасс, фрау Тиме! Сто лет вас не видела! – восклицает фрау Хильднер, которая никуда не съезжала из квартиры на третьем этаже.
Я буквально вижу, как шестеренки в голове Кирстен приходят в движение, вращаются и идут вразнос. Она вдруг широко раскрывает глаза и в следующий миг, позабыв о сбитой с толку фрау Хильднер, разворачивается и безо всяких объяснений убегает по лестнице обратно. Фрау Хильднер выходит из квартиры, чтобы проводить Кирстен растерянным взглядом, затем снова отступает и вопросительно смотрит на меня.
– Мы… я… – я пытаюсь совладать с голосом.
– Мама? Кто там? – доносится из коридора детский голос.
В дверном проеме появляется маленький сын фрау Хильднер и обхватывает маму за колено.
Я хочу спросить насчет Майи, но в отсутствие Кирстен мне становится страшно. Я снова чувствую себя невменяемой. Что подумает фрау Хильднер, если я спрошу о Майе? Здесь не живет никакой Майи, это очевидно. Я пытаюсь что-нибудь придумать, соврать, что у нас сломалась стиральная машина, и спросить, нельзя ли в эти дни постирать белье у них.
– Я только хотела спросить…
Фрау Хильднер неожиданно кивает.
– Вы по поводу этой Кёниг, что постоянно здесь разнюхивает?
– Этой…
– Можете смело спрашивать, фрау Грасс! – Теперь в голосе фрау Хильднер звучит вызов. – Спросите, говорила ли я с ней! И я отвечу, что нет. И мой муж тоже. И никогда не заговорим! Она ни слова от нас не услышала, хоть и подступала к нам со всех сторон. – Фрау Хильднер горделиво улыбается. – Она даже предлагала нам деньги, но с нами такое не пройдет! Вам и так достаточно пришлось пережить, фрау Грасс.
Гордость в ее глазах мгновенно сменилась жалостью.
– Мама? Что ты говоришь? – вмешивается сын и тянет ее за штанину.
– Иди, Лени. Мама пока говорит с фрау Грасс.
Лени что-то неразборчиво бормочет, но отцепляется от мамы и скрывается в квартире. Фрау Хильднер провожает его взглядом и кричит вслед, чтобы он собрал игрушки.
– Я не вполне понимаю… – произношу я, чтобы вновь привлечь ее внимание.
– Да, эта Кёниг! Мы оказались ей не по зубам. Но потом она, видимо, выбрала новую жертву… – Фрау Хильднер кривится. – Простите,
– Кирстен!
Мой крик эхом разносится по лестничной площадке. Я взбегаю по ступеням, и кровь стучит у меня в ушах.
– Кирстен!
Одной рукой хватаюсь за перила, другой зажимаю бок. В ребрах от напряжения пульсирует боль.
– Постой!
Я точно знаю, что сейчас происходит двумя этажами выше. Вижу, как Кирстен в ярости мечется по квартире, рассыпая ругательства. Затем вспоминает о стикере, приклеенном к дверце холодильника.
И действительно, когда я забегаю на кухню, Кирстен уже набирает номер с розового листка.
– Нет, Кирстен, стой! – Я подскакиваю к ней и выхватываю стикер из ее руки.
– Что ты делаешь, Ясси? Отдай мне номер, я позвоню ей и заставлю объясниться!
Кирстен пытается отобрать у меня листок, но я прячу руку за спину.
– Постой, Кирстен! – я задыхаюсь. – Теперь я знаю, что все это значит! Выслушай меня.
– Фрау Бар-Лев?
Всем своим видом Кирстен олицетворяет мои собственные ощущения. Глаза вот-вот выпадут из орбит, рот широко раскрыт, и на лице написан неподдельный ужас. И вместе с тем… Разве эти мысли не приходили мне на ум? Как фрау Бар-Лев у себя в квартире наливает кофе репортеру. Надкусывает кекс своими протезами и попутно делится наблюдениями. О несчастной, исхудавшей женщине с пятого этажа, которая не моет волосы и носит грязную одежду. И чей вид говорит
– И эта Майя – журналистка?
Я киваю.