Милосердие в тебе (СИ)

Первые лучи солнца озарили окно-розу, разноцветные стёкла которой отбросили на пол собора сотни радужных огоньков. Они медленно танцевали в ещё лишь просыпающемся доме Господа. Яркие красные свечения, подобные пламени падали на чёрное одеяние судьи. Он стоял на достаточно большом расстоянии от алтаря в ожидании утренней службы. Разум его летал между ярусами Нотр-дама, пробегал сцену Страшного суда, статую благословенной Марии, проскакивал между вытянутыми скульптурами царей.

Фролло не имел привычку посещать церковь по воскресеньям или в любую свободную минуту, он привык молиться дома, где нет посторонних глаз. Мужчина пытался придерживать образ демона Дворца Правосудия за собой, с чем он хорошо справлялся. Молитва для него была чём-то интимным, люди не имели право чувствовать его слабость, видеть его душу, раскрытую перед Господом. Но этот день стал исключением. Клод находился в церкви ещё до восхода Солнца. Все это время он пытался подобрать правильные слова для молитвы об упокоении души друга.

Час шёл за часом, и в собор уже начали приходить люди, но ни один не посмел приблизиться к нему хотя бы на один шаг. Каждое слово судье казалось неправильным, казалось недостойным его друга, слишком низким для него.

Картина, складывающаяся в Нотр-Даме была весьма забавной. Толпа прихожан собралась у левой стены собора, а по правую сторону стоял лишь один судья, которого, если честно, это ни капли не волновало. Он стоял с закрытыми глазами, пытаясь сосредоточиться на собственной молитве, на только своём прошении, на своих четко выстроенных словах.

Мёртвую тишину развеяли первые звуки органа, заставившие забиться изуродованное сердце судьи быстрее, послышались голоса церковного хора, раздались шаги архидьякона, готовившегося к утренней молитве.

Подготовленные слова лишь ждали своего момента, но взгляд судьи упал на девичий силуэт, прекративший движение лишь в метре от него. Тонкая, почти костлявая фигура была облачена в серое блио с туго завязанным поясом на талии; маленькая голова её была слегка наклонена, а глаза закрыты; изящные кисти соприкасались друг с другом с некой осторожностью и необычайной сосредоточенностью, в то время, как рукава одеяния, расширяющиеся к низу словно колокол, касались пола.

Клод украдкой рассматривал женское лицо цвета фарфора, слегка закрытое черными локонами, которые содрогались от её шепота, подобно молодой листве деревьев. Он смотрел на родинку над её тонкими губами и слабо прикрытые глаза с пушистыми ресницами. Розовые уста повторяли одни и те же движения, но текст не выглядел заученным, он будто бы исходил из самой глубины человеческой души, от самого сердца. С каждым словом голос девушки становился все сильнее, громче и вскоре судья уже мог разобрать её прошение:

— Позволь лицезреть их в блаженстве вечного света. Через Христа, Господа нашего…

Молитва брюнетки не была похожа ни на одну остальную, хотя слова и были записаны в молитвеннике каждого верующего. Мольба жителей Парижа была лицемерна до такой степени, что никто из них даже не понимал в чём заключался её эгоизм. Люди будто бы приходили в собор для того, чтобы постоять, послушать и получить своё законное прощение, но никто не вдумывался в слова молитвы, в её произношении. Их мысли, их сердца не молились.

Сейчас же, слыша голос девушки, тихая музыка которого расплавленным серебром проникала в самые недоступные глубины его души, он понимал насколько слабо его сердце, осознавал, что оно умирает медленной духовной смертью. Быть может, именно в устах незнакомки, в её мягком голосе и молитве заключался секрет исцеления души.

========== Часть 3 ==========

Глупец.

Был прохладный майский вечер. Клод не так давно освободился от своих обязанностей и уже по обычаю находился в соборе. Он медленно поднимался на колокольню, держа в руках небольшую корзину с едой. Судья с необычайной лёгкостью преодолевал ступени здания, число которых близилось к четырёмстам.

За последние двадцать лет мужчина успел выучить архитектуру Нотр-Дама наизусть. Он знал точное количество шагов необходимых для того, чтобы взобраться на колокольню, был способен назвать каждый колокол по имени, судья настолько привык к этому зданию, что каждый кирпич, каждая неровность были ему знакомы. Возможно, он даже знал причину их появления.

По пути наверх башни в его голове крутились самые разные мысли, о предстоящем празднике, на котором он просто обязан присутствовать против своей воли, о Хайвэле, вовсе не желающем воспринимать всю серьёзность торговли, для юноши это всего лишь игра, правила которой ему неизвестны. Но также его голова была занята девушкой, которая испарилась настолько быстро, насколько и появилась перед ним на молитве.