Милосердие в тебе (СИ)

— Я не видел рядом с домой Элизабет, — несколько неуверенно начал Фролло, — Насколько мне известно, вы венчались и в загробном мире вы должны были…

— Она отказалась от меня ещё при жизни, — он сглотнул ком в горле, — Там, наверху, когда мы поднимемся, не стоит сразу вступать в диалог с умершим. Может плохо закончиться.

***

Клод замер, смотря на то, что происходило перед ним. Сердце его учащенно забилось, голова потяжелела, а душу угнетало жуткое чувство — смесь угрызения совести, тревоги и сожаления. Он стоял в тени ворот, ведущих в царство мёртвых, не решаясь сказать ни слова.

— Элли, моя бедная девочка, — Виктор совершенно позабыл о предупреждении, когда увидел дочь, но всё же остановился, заметив рядом с ней не менее знакомую фигуру.

Элисон стояла возле золотых ворот. По прежнему хрупкая, изящная в белоснежном платье, покрытом шёлковой сетью, которая кокетливо поблёскивала при дневном освещении. Она спокойно смотрела на писаря, держащего в руках золотое перо чудеснейшей птицы, и заботливо гладила ладонь Элизабет, лицо которой озаряла светлейшая улыбка. Аристократка наконец увидела мать, смогла прожить достойную жизнь и всё, что оставалось делать Фролло — просто наблюдать за её счастьем. Но радость за девушку навеяла ещё большую, почти невыносимую тоску. Было такое чувство, что он оказался в конце пути абсолютно один, оглянулся и осознал, что не знает куда и зачем шёл. И одна лишь мысль, что ему придётся смириться с правдой, печалила его пуще прежнего. Он даже не посмел покинуть тень, ведь он и стал ей — одиноким, беспричинно блуждающим образом.

— Я не вижу здесь никого больше, — растерянно произнёс Виктор, все же решившись вернуться на законное место, — Может, она ещё жива?

— Возможно, ты прав, — на выдохе произнёс судья и, сняв кольцо, спрятал его в ладони.

— Отец, — вдруг из ниоткуда появился Айзек, рука которого в одно мгновение оказалась на массивном плече лорда, хотя взгляд его остановился на вытянутой фигуре судьи, — Как будто бы и не умирал! Рад встрече, судья Фролло. Конечно, был бы гораздо счастливее, если увидел Вас при иных обстоятельствах, но кто знает?

Клод лишь молча кивнул, поджав и без того тонкие губы. Происходящее, мягко говоря, не вызывало у него положительных эмоций. Видимо, Господу с его замыслом было приятно ставить мужчину в неловкое положение, подготавливая его к ещё более тягостному моменту, возможность которого судья всячески отрицал, но в тоже время осознавал, что появление рядом голубоглазого предвещало неизбежное.

— Вы знакомы? — однако происходящее не переставало удивлять всесведущего в аду Виктора.

— Ещё как знакомы! — задорно произнёс Айзек, даже не дав шанса ответить судье, — Когда мы были вынуждены перебраться в Париж, он был единственным известным Хайвэлу французом, который помог нам обустроиться и наладить торговлю!

— Это правда?

Бадлмеру вдруг стало не по себе и им овладела безграничная благодарность, сменившаяся ещё большим чувством вины перед человеком, который когда-то был его другом, человеком, которого он когда-то предал. Ситуацию усугубляло красноречие лорда, которое по неизвестным ему причинам, решило отойти в самый дальний уголок его сознания.

— Я обещал, Виктор, и твоё дезертирство не отменило моего слова.

Чувству вины все же было суждено отойти назад после речи судьи. Виктор уже успел позабыть, по какой причине ссоры между ними двумя не являлись редкостью: седоволосый любил построить из себя влиятельную персону, важность которой была на голову выше короля, а лорд, в свою очередь, определял себя птицей не менее низкого полёта. И не усиделись бы они вдвоём на одном троне, если бы не имели общую цель.

— И наша очередь подошла, — на выдохе подытожил Айзек, заметив, как писарь махнул рукой, — Вы не идёте? — в голосе его звучало беспокойство, понять смысл которого судья не мог, — Она будет рада Вам.

И Фролло направился в сторону супруги, совершенно позабыв о беспокойстве, что ещё лишь минуту назад не желало покидать его. Мужчину абсолютно не интересовал пейзаж вокруг него, красоту которого не смог бы передать ни один художник. Он наблюдал за выражением девичьего лица, что уже совсем потеряло юность. Но даже возраст на фарфоровой коже казался таким очаровательным и морщинки лишь украшали это маленькое личико, делая его ещё более прекрасным. Мужчина никогда не смел забывать её, и женский образ всегда был у него перед глазами. Он так долго ждал этой встречи, что важность её стала пугающей и всё, что мог сделать судья — идти в её сторону, смотреть на милое, столь родное ему лицо, не позволяя себе проронить даже единое слово.