Милосердные

– Оставьте себе. И скалку тоже. У нас есть другие.

Урса берет Марен за руку с искренней легкостью, свойственной людям, не стесняющимся в выражении чувств.

– Спасибо.

– Мне необязательно уходить прямо сейчас, – говорит Марен, хотя это неправда. Мама сегодня сама собиралась печь хлеб, и Марен обещала помочь. Но ей так не хочется возвращаться в их крошечный дом, где печаль и молчание сгустились настолько, что стали почти осязаемы. Нет, ей сейчас попросту невозможно уйти: из этого теплого дома, от Урсы, которая держит ее за руку своей мягкой рукой. – Мы можем начать кроить куртку.

– Как же я не подумала?! – Урса всплескивает руками. – Надо вернуть вам вашу!

У Марен есть папина куртка, но соврать будет просто, поскольку она осталась дома.

– Да, мне бы хотелось ее вернуть.

– А ваша мама не будет сердиться, что вас так долго нет? Я могу обойтись и без куртки, я все равно никуда не хожу, только в церковь. До воскресенья наверняка потеплеет.

Марен чувствует, что упускает свой шанс.

– Все-таки мне не хотелось бы оставлять вас без верхней одежды. Швы очень простые, я быстро вас научу. И вдвоем будет быстрее, мы управимся до конца дня.

Почему не сказать просто, что она хочет остаться? Здесь ведь так не говорят. Здесь вообще если и говорят, то не скользят в разговорах туда-сюда, как морские течения, что расходятся и вновь сближаются по велению капризных ветров.

– Я буду рада, если вы сможете задержаться. На самом деле мне бы очень хотелось, чтобы вы остались. Авессалома не будет еще неделю, он уехал в Алту. – Глаза Урсы сияют. – Мы можем сесть у камина, поговорить, пока шьем. Но только если вам хочется. Вы совсем не обязаны…

Марен вновь ощущает, как что-то в ней тянется к Урсе, словно третья, призрачная рука простирается сквозь пространство и пытается ухватиться за Урсу, как утопающий хватается за соломинку.

– Да, – еле слышно говорит она. – Да, я останусь.

22

Они раскладывают шкуры на полу. Марен берет нож и размечает, где резать. Ей надо обхватить Урсу веревкой, чтобы снять с нее мерки, и даже это простое действо вгоняет ее в краску. Пока Марен режет шкуры, Урса наблюдает за ней и, кажется, хочет что-то сказать, но никак не решается.

– А эти встречи по средам происходят каждую неделю?

Марен замирает с ножом в руке.

– Кирстен сказала: «До встречи в среду», – продолжает Урса. Марен уже и не помнит, что говорила Кирстен. Ей кажется, что она приходила давным-давно, в незапамятные времена. – Вы с ней встречаетесь только вдвоем?

– Нет. Нас там много. Мы собираемся в доме у фру Олафсдоттер.

– Это же наша соседка, да? Можно я тоже приду? Мне хотелось бы с кем-нибудь пообщаться не только в церкви.

Марен передергивает плечами.

– Если вы не хотите, чтобы все знали, что вы ходите мне помогать, я ничего никому не скажу. Я могу сделать вид, что мы вообще не знакомы.

Марен понимает, что Урса шутит, но ей все равно очень обидно такое слышать.

– Вы вольны поступать как угодно.

Урса встает и подходит к своему сундучку из вишневого дерева.

– Хотите аниса? – Она открывает маленький мешочек, высыпает себе на ладонь два каких-то семечка и протягивает их Марен. – Нужно положить его на язык и сосать, как леденец. Вкус необычный, но очень приятный.

Она берет одно, кладет его в рот и высовывает язык, чтобы показать Марен.

– Если вам не понравится, можете выплюнуть.

Марен берет семечко с ладони Урсы и осторожно кладет его в рот.

– Вкусно, да?

– Никогда в жизни такого не пробовала. Они из Бергена?

– Из Азии. Мне их подарил капитан Лейфссон. Капитан корабля, который привез нас сюда.

Они вновь принимаются за работу. Марен переносит на стол раскроенные рукава, чтобы уже начать их сшивать. Она пробивает дырочки заостренным гвоздем и показывает Урсе перекрестный стежок, чтобы шов крепче держался.

– Это ведь ничего, что я напросилась на встречу в среду? – говорит Урса. – Может, мне будут не рады? Просто мне так понравилось, что мы сегодня вдвоем, и я не одна… Мне бы хотелось познакомиться с кем-то еще. Особенно если они все такие же добрые, как вы.

Марен сама удивляется тому, как ей больно при мысли, что Урса подружится с кем-то еще. Это какая-то глупая детская ревность, когда ты не хочешь ни с кем делить свою новую подругу. К тому же жене комиссара лучше бы не приходить на деревенские посиделки, где царит настолько непринужденная атмосфера. Марен уверена, что Урса не станет рассказывать о брюках Кирстен, но мало ли что она может услышать.

– Я понимаю, что я здесь чужая. Но мне хотелось бы это исправить.

– Конечно, приходите.

– Может быть, мы пойдем вместе, и вы меня всем представите? В первый раз неловко заявляться без приглашения.

Марен кивает. А что еще ей остается?

– Хорошо, – улыбается Урса, – стало быть, решено. А теперь объясните, где я напортачила. – Она пододвигает к Марен сшитый ею рукав.