Милость Господня

А потом происходит что-то не слишком понятное.

Девушка, которая только что пританцовывала, в упоении, взвизгивая, казалось бы, ни на что не обращая внимания, неожиданно оказывается рядом с ним. Он видит на ее лице кости, просвечивающие сквозь кожу, оскаленный рот, зубы с траурной черной каемкой, расширенные и одновременно какие-то пустые глаза, нет, не пустые, сквозь них смотрит на него алчная смерть.

Костяная рука сжимает плечо. Иван пытается вырваться, но хватка у мертвячки железная.

– Бей! – отчаянно кричит кто-то.

Голос женский.

Наверное, Малька.

Это доходит до него, как сквозь туман.

Физический контакт с зомбяком.

Оцепенение, морок.

Жить ему остается два-три мгновения.

Но тут мощный удар отбрасывает его в сторону. Между ним и девушкой каким-то чудом оказывается Сержант, который тут же, не заморачиваясь насчет обездвиживания, одним точным движением вгоняет колышек мертвячке под левую грудь. По телу девушки проходит длинная судорога, она дико вскрикивает, замирает, подрагивая расставленными руками, кожа на открытых местах у нее как бы ссыхается, трескается, проступает череп, волосы седеют и слезают длинными прядями, ноги подламываются, она оседает, превращаясь в груду костей, прикрытых скомканным платьем.

В праздничной толпе ахают, пятятся. Впрочем, недалеко – в спины им напирает нетерпеливое шествие. Барабанщики даже не оглядываются. Барабан продолжает бить басом: тум!.. тум!.. тум!..

Все же вокруг курсантов образуется пустое пространство.

И в этом пространстве Сержант, оборачиваясь к Ивану, цедит:

– Ну что ж ты, Тормоз? А если бы она тебя укусила? Ну, Тормоз, ты безнадежный тормоз. Нет, ты у нас долго не проживешь.

– Ты неправ, – говорит Малька.

Они патрулируют южную часть своего сектора: несколько параллельных улиц, кривоватые переулочки, неширокий проспект, пересекающий площадь, куда Малька как раз сворачивает. Не самый центр, уже хорошо, но народа тоже хватает. Кажется, что весь город высыпал сегодня на празднество: художники рисуют картинки, мелками, прямо на асфальтовой мостовой, музыканты наигрывают популярные в этом сезоне мелодии, клоуны, с малиновыми носами-фонариками, в цирковых балахонах, собирая вокруг себя детвору, жонглируют разноцветными шариками. Шум, гам, музыка, назойливость зазывал в магазины… Им с Малькой иногда приходится силой протискиваться сквозь распаренную тесноту, на их мундиры косятся, но – ничего, пока обстановка спокойная. Хотя Сержант строго предупредил: ни в коем случае не разделяться, ходить исключительно парами, мелкие инциденты пресекать, со средними аккуратненько разбираться, наткнетесь на что-то серьезное – на рожон не лезть, не вмешиваться, самостоятельных действий не предпринимать, вызвать спецгруппу, для этого старшим в патруле выданы телефоны, да и он сам тоже будет недалеко, на связь выходить каждые пятнадцать минут…

У Ивана давно прошло первое ошеломление городом. Уже не крутит он по сторонам головой, изумляясь огням, изобилию ярких витрин, потоку рекламы: «Опытный молитвенник, недорого, вымолит для вас здоровье, деловую удачу, семейное счастье»… «Спешите увидеть! Только у нас! Икона Николая Угодника, чудотворца, мироточит благоуханно»… «Таблетки святого Флорентия для очищения души и избавления от всяческой скверны. Результат гарантирован»… Он не таращится больше на телеэкраны, выставленные на крышах домов, хотя сегодня как раз демонстрируют «Тайну трех ведьм», сверхпопулярный триллер, начало второго сезона, и на экране сморщенная старуха с чернильными разводами вокруг глаз, представшая перед Духовным судом, корчится, признаваясь в дьявольских злодеяниях.

Малька, мельком на нее глянув, кривится:

– Меня тоже можно классифицировать как ведьму.

Иван удивляется:

– Ты же курсант, духовник.

– Духовник – так и что? Неизвестно, как это все повернется дальше. «Исход» помнишь, двадцать два восемнадцать, слова Моисея: «Ворожеи не оставляй в живых»?.. Ладно, хрен с ними…

А неправ он, Иван, по ее мнению, в том, что считает, будто бы Сержант к нему придирается.

– Придирается? Да он меня ненавидит!

– Ты не понимаешь, он опасается за тебя. Боится, что ты того… гигнешься… в первой же операции, при столкновении с серьезными демонами. Лучше уж задвинуть подальше, сохранить тебе жизнь.

И далее объясняет, что легенды, которые о Сержанте ходят, это чистая правда. Он действительно был в той бригаде молитвенников, что обрушила на Европу вихрь Дикой Охоты. Помнишь, прокатилась хаосом от Кракова аж до Андорры? Бесовский хохот, безумные пляски на площадях, повальная хореомания, конь блед всхрапывает, цокает копытами по мостовой… Евромуди этой зачуханной сразу стало не до России… А Сержант тогда начисто выгорел, весь, как и остальные тридцать молитвенников, теперь ему доступна лишь магия. По опыту и выслуге лет ему полагалось бы быть минимум подполковником, ну или архимандритом, если бы принял постриг, но вот – не хочет, воспитывает таких дураков, как мы…