Он слегка нервничает. Это их первое самостоятельное патрулирование, до сих пор они дежурили лишь в составе подразделения духовников. Как-то оно все получится? Остальные тоже не слишком расслабленные. Мишик и Гришик, похожие, точно братья, однако не родственники, даже из разных Монастырей, вновь затевают спор, кто лучше, адрианиты или иосифяне: у адрианитов, откуда Гришик, коллективная молитва, незыблемый ритуал, и на этой базе – самопроизвольный трансцензус, так он во всяком случае утверждает, а иосифяне, откуда Мишик, предпочитают импровизацию, индивидуальные тренинги: у каждого свой путь к Богу. Спор обычный, рутинный, но явно более темпераментный, чем всегда. Причем оба они, как заведенные, ругают гендерные еленианские изощрения, но не по делу, а для того, чтобы Малька обратила на них внимание. Мальке это, впрочем, до лампочки. Она сидит, прижавшись бедром к Ивану (в микроавтобус набились тесно, один к одному) и, листая экран своего телефона (надо же, выдали ей телефон), проглядывает последние новости: попытка нападения «диких» на поезд Москва – Петербург, сопровождение спецназа отбилось, жертв нет, опоздание экспресса составило тридцать минут; появление птиц-людоедов в Воронежской области, но тут данные не подтверждены, возможно и лажа; очередное выступление Патриарха: причина гибели мира – человеческие грехи, хуже того – греховный и смрадный путь, избранный западными церквями – гомосексуальные браки, женщины-епископы, совершающие богослужение, внебрачные дети, экстракорпоральное оплодотворение, а еще – дьявольское порождение нашей эпохи, так называемый интернет, с его порнографическими извращениями; только Святая Русь противостоит этому сатанизму, только православие, религия наших отцов, способно спасти мир, погружающийся во мрак; праведность есть долг каждого россиянина, мы – соль земли, если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленой?..
– Матфей пять тринадцать, – комментирует Малька. – В прошлый раз он цитировал Рильке: все страны граничат друг с другом, а вот Россия граничит с Богом…
И так она это говорит, что не поймешь – серьезно или ирония.
Возможно, и то и другое.
А дальше за Малькой расположился Хорь. Да-да, Хорь тоже теперь курсант ДДБ, появился примерно через полгода после Ивана. По слухам, зачли ему обряд с крещением жабы. Конечно, сатанисты официально запрещены, так же как последователи каббалы и енохианская ересь, но (Малька как-то обмолвилась) Департамент духовной безопасности все эти деноминации потихонечку привечает. Есть у них действенные обряды. Колорадская катастрофа, когда после нашествия мириадов полосатых жуков весь тот штат практически опустел, ни травинки там не осталось, ни деревца – результат их целенаправленного моления. Так что сидит Хорь как ни в чем не бывало: морда в оспинах, оставшихся от болезни, кожа – желтоватая, иногда шелушится, чудом выжил, о проклятии не вспоминает – скользит по Ивану равнодушным, незаинтересованным взглядом. Что ему какой-то Иван. И рядом с ним, как раскоряченная колода, громоздится вологодский Никандр, здоровенный парень, на полголовы выше всех, абсолютно тупой, но невероятной силы. Хвастается, что кулаком может теленка убить: хрясь по лбу – и все. Хорь почему-то его, а не Кусаку, давнего своего прихлебателя, выбрал себе в напарники. Кусака был страшно обижен. Он и сейчас обижен – закрыл глаза, видимо, молится, но время от времени грызет ногти то на одной руке, то на другой, спохватывается, отдергивает ладони, ведь не ребенок, и тут же, забывшись, вновь начинает их грызть.
Ивану самому впору грызть пальцы. Уже два года он бьется как проклятый, а по-настоящему освоить магию не получается. Все гримуары вызубрил наизусть, все голосовые и, надо сказать, замысловатые модуляции, все теургические операции, образующие магический лад, и с синхронизацией этого у него тоже вроде бы все в порядке: старица Иринея, ведущая практические занятия, претензий к технике исполнения не имеет. И результат – нулевой. Паршивый файербол и то как следует сделать не может. Хорь эти файерболы запросто лепит, Малька, птичка-синичка, сплевывает их, как семечки, даже тупой Никандр особо не напрягается, а вот Иван, как ни пытается сконцентрироваться, как ни твердит все необходимые формулы – зыбкий огненный шар, едва оторвавшись от пальцев, рассыпается снопиком искр. Один-единственный раз повезло, это когда в лесу (вывозили их под Москву, в Чертов Завал) начали сжиматься, подкрадываясь и причмокивая, поганки ведьмина круга, бахромчатые, с разводами, отвратительные, тогда что-то затрепетало внутри, что-то вздулось, брызнуло, как мыльный пузырь, – поганки скорчились, расползлись по земле комковатой слизью.
– Вот видишь, – сказала старица Иринея. – В тебе что-то есть.