Весь мир был охвачен горячечным молитвенным возбуждением. Казалось, что любая мечта может быть осуществлена, если только соответствующим образом обратиться к Всевышнему. Сразу же возник колоссальный запрос на профессионалов: священники различных конфессий и деноминаций шли нарасхват, гонорары за исполнение эффективных молитв сравнялись с гонорарами кинокумиров и звезд эстрады, количество коучингов, тренингов, курсов, где обучали, как надо молиться правильно, чтобы получить требуемый результат, разрасталось со взрывной быстротой, в сети чемпионами по скачиванию стали «авторские сборники» с молитвами на все случаи жизни, а на радио и телевидении зашкаливали рейтинги тех ток-шоу, где с темпераментом, доходящим до драк, обсуждались преимущества протестантских хоралов над медлительными буддийскими речитативами или обрядов инициации племени оссевего над умопомрачающими радениями русских хлыстов. Желание человека получить все сразу и даром, не упорным трудом, а лишь произнеся несколько слов, совершив простенький ритуал, было неизлечимо.
Никакой экономический кризис не препятствовал этой красочной вакханалии. Более того, социальные психологи утверждали, что именно кризис, истирающий деньги в пыль и обнуляющий обыденную ценность труда, способствовал преобразованию привычной реальности в фантасмагорическое «Поле чудес», в нечто такое, где шарик, катящийся по рулетке, определяет жизнь и судьбу. И вероятно, было бы интересно и весело наблюдать данный грандиозный спектакль, великолепное действо, разворачивающееся на подмостках мира – в бурях аплодисментов, в созвездиях бенгальских огней, если бы не одно обстоятельство: сами эти подмостки уже ощутимо поскрипывали – пошатывались, кренились, оседали, грозя обрушиться в любую минуту.
Ничего удивительного, что в этой обстановке всеобщего ликования и одновременно смятения, в ситуации глухого отчаяния и сверкающего калейдоскопа надежд, когда, непрерывно меняясь местами, становилось призрачным и то и другое, статья, опубликованная двумя журналистами на сайте The Washington Post, где утверждалось, что спецслужбы Америки разрабатывают сверхсекретный проект, предполагающий нанесение глобальных ударов совершенно новым, необычным оружием, и что «обезьянья чума» в Китае – первое следствие их деятельности, пусть и стала сенсацией, но всего на пару воскресных дней, – ее тут же заслонило множество точно таких же вздувающихся и лопающихся пузырей. Никого особо не интересовали происки американских спецслужб – другие события выскакивали в топ новостей. Уже произошло землетрясение в Йеллоустонском заповеднике, сравнительно небольшое, однако превратившее значительную часть его территории в грязевое болото, уже возникли яростные пророки в Калифорнии, Коннектикуте и Оклахоме, возвестившие о Царстве Божьем на земле, а из «библейского пояса» (южные штаты) двинулся на Вашингтон марш «истинных американцев», предводитель которого, Теннессийский пророк, Иеремия Борг, поклялся изгнать «предателей белой расы» из Сената, Конгресса и президентской администрации, уже поползли слухи о фантастическом Ледяном Звере, свирепствующем на Аляске, и уже стали появляться в городах Америки первые зомби – кадавры, ожившие мертвецы.
Подмостки Театра Земного действительно оседали.
«Мы погружаемся в ад, – сказал по этому поводу профессор Бернгауз, кстати, глава отделения АКИЗА в Соединенных Штатах. – Мы слепнем и глохнем. Мы не замечаем очевидных вещей. Мы деградируем. Мы утрачиваем представление о праведности и грехе. Милость Божья оказалась для нас непосильным грузом. Она топит наш утлый земной корабль».
И хотя его высказывание не имело никакого общественного резонанса, тут же погребенное пеной все тех же вздувающихся и лопающихся новостных пузырей, это была уже не просто метафора.
Это был эмоциональный прогноз.
Это и в самом деле была реальность, в которой нам отныне приходилось существовать.
Глава 4
За завтраком он в очередной раз вяло думает, что, наверное, следует что-нибудь предпринять. Сколько можно, дни соскальзывают, будто тени, унылые, неотличимые один от другого, а напряжение между тем нарастает: в шепотках каких-то, практически неуловимых, в опущенных глазах встречных, в том, что еще неделю назад его дожидались на выходе, подкарауливали в коридоре, понизив голос, просили молиться за такого-то или за такую-то, совали записочки с именами, с перечнями телесных недугов, с фотографиями, сулили, что «не забудут», и вдруг точно ветром всех сдуло – куда бы он ни пошел, нигде никого, шествует в пустоте. Разве что вчера столкнулся на лестничной площадке с Хорем, и тот, кивнув (все же – старый приятель), так же почти неуловимо шепнул: «Очень уж ты стараешься. Не надо так, ни к чему». Случайная встреча? Может быть. Вот только Хорь ничего случайно не делает.