АКИЗА яростно возражали эгрегорианцы – группа, отколовшаяся от «Академии» и образовавшая самостоятельную научную школу. Нет никакого Бога, никакого Сверхразума, никаких инопланетных цивилизаций, утверждали они. В данном случае мы имеем дело с эгрегором, феноменом чисто земного, человеческого происхождения. Эгрегор – это информационная сущность, мировоззренческий концентрат, то, во что верят миллионы или даже миллиарды людей. По природе своей он действительно интерсубъектен (о чем, кстати, мельком говорили и «академики»): субъективен в источнике (вере), но объективен для включенных в эгрегор сообществ. Причем чем мощнее эгрегор, чем больше людей страстно и искренне верят в него, тем сильнее его индоктринирующая трансляция «оттуда – сюда», буквально гипнотизирующая адептов и через них меняющая реальность.
В качестве примера эгрегорианцы приводили успех первых крестовых походов, когда сравнительно немногочисленные армии европейцев, однако фанатично верующих, что Бог на их стороне, захватили Иерусалим и образовали христианские государства на Ближнем Востоке, или – несколько ранее – Праведный халифат, всего за столетие выросший до империи, именно на искренней вере миллионов своих приверженцев, или доктрину социализма, методологически обозначенную одним из своих основоположников так: идея, овладевшая массами, становится материальной силой. То же самое происходит и в наше время, утверждали они: сотни миллионов, миллиарды людей одновременно, страстно и искренне желают, чтобы не было больше ни бомбежек, ни артиллерийских обстрелов, ни автоматов в руках насильников, ни подрывающих себя террористов, ни мин, ни гранат, ни биологического оружия, ни угрозы ядерного апокалипсиса, и ныне мы являемся свидетелями овеществления этой глобальной индоктринации.
Эгрегорианцы категорически отрицали любые теологические построения. Я еще мог бы поверить, что Бог создал человека, писал их руководитель Карл Фохт, но совершенно невозможно понять, зачем Ему потребовалось создавать рибосомальный механизм синтеза белков: все эти большие субъединицы, малые субъединицы, матричные РНК, транспортные РНК, генетические кодоны (триплеты нуклеотидных остатков, кодирующие включение в синтез определенных аминокислот) – эту сложную, нелогичную и, главное, ненадежную биохимическую операциональность. Если уж Бог по каким-то причинам решил создать жизнь на белковой основе, то пусть бы и сами белки возникали по мере надобности «из ничего», без всякого громоздкого опосредования. Что же касается воздействия эгрегора на реальность, продолжал Карл Фохт, то здесь можно вспомнить копенгагенскую интерпретацию квантовой физики: наблюдение фиксирует мир в конкретной конфигурации, схлопывая все остальные потенциальные вероятности. Суперпозиция сводится к одному единственному состоянию. Причем изменяя оптику суперпозиции, наблюдатель изменяет и пейзаж текущей реальности. Говоря проще: мир таков, каким мы хотим его видеть. Об этом еще Сократ говорил: имя есть просто способ распределения реальных сущностей.
Однако философско-аналитические дискурсы хоть и вызывали бурную полемику в прессе, все же оставались уделом узкой аудитории интеллектуалов, специалистов из соответствующей научной среды. Основная масса читателей, зрителей или слушателей жаждала ясных и недвусмысленных объяснений. Взоры многих были обращены на глав основных мировых конфессий. Правда, судя по их туманным речениям, ясности не было и в высших теологических сферах. Интересней всех поступил Далай-лама, заявивший, что ничего нового с нами не происходит: мир всегда был таким, но одурманенные материальностью мы самонадеянно этого не замечали, а ныне наступило прозрение, и за это мы должны быть благодарны Источнику всего сущего. Примерно в том же духе высказались и факихи из Аль-Азхара, духовного университета в Каире: Аллах проявляет свою неуклонную волю, и правоверным следует лишь молиться, чтобы понять и принять ее. К молитве призвал также Патриарх Московский и всея Руси: «Ищите, и обрящете, толцыте, и отверзется вам», провозгласил он на Всероссийской молитве в храме Христа Спасителя в Москве. Даже Ватикан, славящийся своими чеканными формулировками, в этот раз высказался неопределенно: «Все свершается по Воле Божьей, и мы должны принимать Волю Его и как Милость Его и как назначенное Им испытание». Вместе с тем в пространной энциклике Папы, озаглавленной ни много ни мало как «О Боге и мире», присутствовало одно любопытное рассуждение. Бог настолько велик и непостижим, истина, провозглашенная Им, настолько полна всесокрушающего Божественного Сияния, что человек не способен напрямую ее воспринять: она ослепит и сожжет неподготовленную к прозрению душу. Человеку для общения с Богом нужен квалифицированный посредник, пастырь, ведущий его по необъятным небесным пажитям, и таким пастырем является для него Вселенская Церковь, несущая Дух Святой непосредственно от Иисуса Христа.