Мн навязали хлопоты по длу о покупк одного имнія въ одномъ изъ поземельныхъ банковъ. Я вспомнилъ, что одинъ изъ моихъ старыхъ знакомыхъ, генералъ, Алексй Николаевичъ Казанцевъ, находящійся не у длъ въ государственной служб и только числящійся гд-то, состоитъ членомъ правленія этого поземельнаго банка. Я похалъ къ нему за справками на домъ. Меня встртилъ привтливо, какъ стараго знакомаго, его камердинеръ и сказалъ:
— Генералъ занимается.
По лицу степеннаго старика скользнула какая-то неопредленная усмшка.
— Такъ передайте ему мою карточку, — сказалъ я, передавая визитную карточку.
— Хорошо-съ, — отвтилъ камердинеръ и тотчасъ же прибавилъ:- да вы обождите минутку, можетъ-быть, и примутъ васъ-то.
— Нтъ, зачмъ же отрывать отъ дла, — сказалъ я.
— Ничего-съ! Я доложу! — проговорилъ камердинеръ съ тою же усмшкой и пошелъ докладывать.
Черезъ минуту онъ воротился.
— Просятъ въ рабочій кабинетъ! — проговорилъ онъ.
Я направился къ кабинету. Навстрчу мн уже шелъ молодцоватою походкою плотный, высокій человкъ, въ синихъ панталонахъ съ красными лампасами и въ бархатномъ щеголеватомъ пиджак. Черные завитые волосы, свжій цвтъ лица, быстрыя движенія, веселая улыбка, — все это длало его крайне моложавымъ. Это былъ Алексй Николаевичъ Казанцевъ.
— Очень радъ, очень радъ видть васъ! — быстро заговорилъ онъ, длая мн уже издали привтливый жестъ рукою. — Какъ нельзя боле кстати завернули. Дадите совтъ, посмотрите…
— Готовъ служить, тмъ боле, что и самъ хочу просить вашего добраго совта, — отвтилъ я, пожимая протянутую мн руку.
Я переступилъ порогъ генеральскаго рабочаго кабинета, въ которомъ я былъ впервые, и остановился въ недоумніи. Весь кабинетъ былъ заставленъ, заваленъ и загроможденъ шкапами и этажерками, съ древнимъ оружіемъ, съ костюмами разныхъ націй, съ гипсовыми головками и торсами; на полу валялись шелковыя драпировки, куски дорогихъ кружевъ, какіе-то римскіе сосуды; окна были снизу закрыты темными заставками, посредин комнаты стоялъ мольбертъ съ начатой картиной, черезъ кабинетъ тянулась плотно задернутая драпировка изъ тяжеловсной старинной ткани.
— Смотрите, критикуйте, браните, но только не отдлывайтесь банальными похвалами! — весело сказалъ хозяинъ, вводя меня въ рабочую комнату. — Я, видите ли, фантазирую: изображаю Клеопатру въ минуту ея смерти…
Я подошелъ къ картин. На полотн, большихъ размровъ, была уже вполн написана во весь ростъ голая женщина, приложившая къ груди змю. Богатая обстановка, цвты, масса тканей окружали красавицу-царицу. Картина была недурна, немного фривольна, немного пикантна: на Клеопатр недоставало одежды, точно она не успла прикрыться посл купанья.
— Ну, что? — спросилъ хозяинъ.
Я сдлалъ нсколько замчаній.
— А тло? Вдь, кажется, живое? — спросилъ онъ, заглядывая мн въ глаза, какъ страстный художникъ, желающій угадать затаенное мнніе строгаго критика.
— Да… гд вы добыли такую роскошную натуру? — спросилъ я.
Хозяинъ какъ-то неопредленно повертлъ рукой въ воздух около лба.
— Фантазія, фантазія, mon cher! — проговорилъ онъ. — Юное воображеніе создаю!.. Подсказали воспоминанія… Кое-что добавилъ отъ себя…
— Воображеніе у васъ очень врно природ,- замтилъ я. — Мн остается только удивляться, когда у васъ хватаетъ времени на искусство при масс вашихъ сухихъ практическихъ занятій.
— А! Вдь я это долго работалъ, урывками, минутами. Это мой отдыхъ! Полчаса, часъ въ день — вотъ и весь отдыхъ! — говорилъ хозяинъ, вздыхая, какъ человкъ, сильно занятый и сожалющій о недостатк свободнаго времени. — Вы курите?
— Если позволите!
— О, пожалуйста, пожалуйста!
Онъ подалъ мн папиросы и спички.
— Такъ хорошо?
— Очень хорошо!
— А ваши замчанія я приму къ свднію! Вы правы, что драпировокъ слишкомъ много и потому мало воздуха. Теперь я понимаю, отчего мн все казалось, что это нсколько тяжеловато… Да, да, вотъ тутъ убавить драпировки, просвтъ сдлать… Это правда…
Онъ смолкъ и залюбовался своею картиною;
— А я пріхалъ къ вамъ не безъ цли, — сказалъ я. — Есть дло.
— Недобрый человкъ: безъ дла и не заглянулъ бы? — любезно замтилъ хозяинъ. — Но все же радъ, что хоть дло привело васъ сюда!
— Мн хотлось бы узнать нкоторыя подробности объ имніи наслдниковъ Миклашевскихъ, — сказалъ я.
Алексй Николаевичъ сдлалъ серьезное лицо длового человка.
— Да, это дло не заслушано еще въ суд… Тяжба тамъ, — сказалъ онъ.
— Тяжба? — спросилъ я.
— Да… Кто-то изъ нихъ что-то тамъ оспариваетъ, — отвтилъ онъ, смотря на меня уже съ недоумніемъ.
— А я и не зналъ, что у Миклашевскихъ идетъ дло въ суд…
— Да, братъ, кажется, что-то говорилъ, что это въ его отдленіи, — сказалъ хозяинъ. — Миклашевскіе или Малышевы… помню что-то такое…
— Нтъ, вы, вроятно, спутали фамилію… Имніе Миклашевскихъ заложено у васъ въ банк…
— А, да, да, да! — перебилъ меня хозяинъ. — Они его выкупаютъ… просили, чтобы не въ очередь…
— Нтъ, оно назначено въ продажу, — сказалъ я.
— Въ продажу?.. — съ недоумвающимъ видомъ повторилъ онъ. — Ну да, сперва они хотли выкупить, а потомъ увидали, что не стоитъ, такъ какъ имніе дрянь, и ршили продать его… Да, да, въ продажу оно назначено.
— Мн поручили купить его, — сказалъ я.