Милые бездельники

— Тутъ съ сосдкой я познакомилась, — отвтила больная: — а къ ней и пріхала самая эта Трощинская. Ну, спросила о фамильи, о теб заговорила… «Родня, говорю, и благодтель… Нашу, говорю, хлбъ-соль помнитъ… Еще молодымъ человкомъ гостилъ у насъ… Молочкомъ отпаивался… Важный, говорю, теперь человкъ… Государствомъ ворочаетъ». «Знаю, знаю, говоритъ. Это ему честь длаетъ, что старушку-родствснницу бережетъ…»

— Не надо ли вамъ чего? — спросилъ Петръ Васильевичъ, перебивая больную.

Въ его голов мелькала мысль о томъ, не жаловалась ли на что-нибудь, не просила ли чего-нибудь старуха.

— Охъ, ничего мн не надо! Долго ли мн и жить-то, — вздохнула больная. — Вотъ только дни-то теперь такіе, великій постъ, поученье мн какое-то принесла сестра милосердія. «Почитайте, говоритъ. Это крупно напечатано и съ слабыми глазами можно разобрать». Ну, а что я разберу, когда я грамоты не знаю. Не прочтешь, спрашивать будутъ, сочтутъ за басурманку. Признаться-то, что читать не умю, — тебя, голубчика, оконфузить не хочется… Люди-то злы, скажутъ: «Вонъ у него какая тетка, изъ простыхъ, врно, грамоты не знаетъ. Видно, семья-то ихъ вся изъ грязи вылзла». Охъ, злы люди, злы… А почитать некому… Вонъ и книжка-то не длинная, такъ, поученье пастырское…

Петръ Васильевичъ взялъ брошюру, повертлъ ее въ рукахъ, пробормоталъ что-то о томъ, что «это, вроятно, пустяки какіе-нибудь», что «и сюда ханжи втерлись», и не то нершительно, не то небрежно проговорилъ:

— Я, пожалуй, прочту вамъ.

Ему было и досадно, и неловко взяться за роль чтеца священныхъ кннгь.

— Прочти, прочти, дорогой мой! — сказала тетка и приподнялась на локт.

Началось чтеніе поученія. Больная вздыхала и крестилась. Сцена длалась все боле и боле комичною.

— Вотъ такъ-то твой покойникъ дядя мн читалъ, — бормотала тетка среди чтенія. — И хорошо ты читаешь, съ плавностью!.. Только мы другія книги читали. Этой не читали. То было про Кузьму Рощина, про Юрія Милославскаго, про Давида Коперфильда, тоже про Ревекку Шарпъ. Я тутъ съ сосдкой про эти книги говорила; она тоже читала…

Наконецъ, Петръ Васильевичъ кончилъ чтеніе и поспшилъ ухать. Онъ былъ взволнованъ, раздраженъ и самъ смялся надъ собою…

— Нтъ, это чортъ знаетъ, что со мной длается, — бормоталъ онъ дорогою, сдвигая брови. — Въ чтецы еще къ ней приходятся опредлиться. И еще она же одобряетъ. Съ плавностью читаешь! Этого недоставало!.. Но что же длать-то, длать-то что?… Бросить ее, оборвать ей крылья то… А что говорить-то она станетъ?.. Языкъ-то у нея безъ костей… Это чортъ знаетъ что такое!..

— Ахъ, а я въ васъ новыя достоинства открыла, — говорила ему черезъ день Анна Павловна Трощинская, встртивъ его въ одномъ дом. — Вы не только милый салонный говорунъ, но и добрый родственникъ. Я познакомилась съ нашей тетей. Милая старушка… Слышала, какъ вы у нея почти росли въ дом, гащивали въ деревн у доброй старосвтской помщицы. Это мило, что вы заботитесь о старикахъ. Впрочемъ, она и стоить того, такая ласковая и тихая… обожаетъ васъ…

Въ другомъ салон главный докторъ больницы для платящихъ говорилъ Петру Васильевичу:

— Я очень радъ, что могъ помочь вашей тетушк. Она теперь быстро станетъ поправляться. Но я совтую вамъ свезти ее на дачу куда-нибудь въ Петергофъ или Ораніенбаумъ. Если она останется здсь, то болзнь можетъ повториться. Меня, признаюсь, даже удивилъ этотъ упадокъ силъ. Вс симптомы долгаго голоданія и…

— Да, да, — поспшно перебилъ доктора Дерюгинъ-Смирницкій:- все наши милые посты и богомолья… Но я теперь прекращу эти бднія и постныя масла.

— Да, это надо непремнно прекратить, — говорилъ докторъ.

Люди, совсмъ не знавшіе Аглаи Ивановны, но желавшіе подслужиться къ чиновному лицу, имвшему большія связи, считали теперь долгомъ спрашивать у Петра Васильевича:

— Мы слышали, что у васъ опасно больна ваша тетушка. Ну, что ея здоровье теперь?

И Петръ Васильевичъ чувствовалъ, что онъ уже не можетъ теперь отвертться отъ старухи-родственницы, что волей-неволей ему приходится няньчиться съ нею. Правда, Петръ Васильевичъ, взявъ ее изъ больницы на время въ свой домъ, пытался освободиться отъ нея, говоря, что ему не удобно держать ее у себя, но она сейчасъ же покорно соглашалась съ нимъ и замчала:

— Ужъ гд же теб, дорогой мой, возиться со мною, старушонкой! Ну, найми мн уголокъ, а прокормиться кое-какъ теперь прокормлюсь. Вотъ и Анна Павловна Трощинская, и генеральша Мусатова приглашаютъ все къ себ. Я, старушонка, тамъ да здсь погощу и буду сыта… обносочки тоже какіе-нибудь подарятъ.

— Ахъ, что вы говорите! Разв это возможно! при моемъ положеніи въ свт! Не носили бы вы моей фамиліи, тогда мн и дла бы не было до того, какъ вы живете, гд попрошайничаете. Но вы вспомните, что вы носите мою фамилію! — восклицалъ нетерпливо Петръ Васильевичъ.

И точно: вдь онъ былъ не какой-нибудь Ивановъ или Ефремовъ, а Дерюгинъ-Смирницкій; Дерюгиныхъ же-Смирницкихъ только и было въ Россіи, что онъ да она, жена его дяди, отставная царица театральныхъ подмостковъ.

Такъ и прожила она всю жизнь, ничего не длая и благосклонно принимая услуги окружающихъ.

III Членъ общества