Милые бездельники

— Да я не знаю, кто: экономъ, экономка, смотритель, сторожъ… Украли просто что-то и нужно было уплатить — отъ и все… Ну, да все это глупости. Люди хотятъ сть — вотъ и все… Я возвращаюсь опять въ своей картин. Какъ вы думаете, не сухъ ли будетъ пейзажъ? Не голо ли? Я боялся опять загромоздить аксессуарами главную группу… Вы мн тогда задали головомойку за драпировки!.. Мн кажется, тутъ важне всего прозрачный южный воздухъ, теплота освщенія… Кстати, вы не поврите, до чего тяжело писать при нашемъ воздух, при нашихъ вчныхъ сумеркахъ… Вотъ ужъ истинно несчастная мысль построить здсь, въ этой Ингерманландіи столицу… Я часто думаю, насколько бы мы ушли впередъ, если бы тогда была взята не Ингерманландія, а Константинополь… Босфоръ, близость Греціи, синее небо юга… А! теперь трудно и представить, куда бы мы ушли тамъ…

Я опять ничего не могъ добиться у него по длу попечительства надъ богадльней.

— Видли-съ, сударь? — съ таинственной улыбочкой спросилъ меня камердинеръ, когда я вышелъ отъ генерала.

— Что? — спросилъ я.

— Картину-то.

— Видлъ!

— А жидовку показывали-съ?

— Какую жидовку?

— А съ которой праматерь-то рисуютъ…

— Нтъ, не видалъ.

Старикъ покачалъ головой.

— За драпировку, врно, спрятали! — соображалъ онъ. — Прячутъ-съ! Все говорятъ: это я изъ головы! А чего изъ головы, когда каждый день, въ самомъ, то-есть, растерзанномъ вид жидовка передъ нимъ сидитъ. Баловство какое завелось! И какой-то баринъ еще здитъ, тоже на нее смотритъ да подрисовываетъ. Деньги ему за это платятъ. А срамота одна! Совсмъ не барское дло, голую бабу у себя въ кабинет по цлымъ часамъ держать…

Я понялъ, почему мн казалось, что драпировка въ кабинет шевелится.

* * *

Алексй Николаевичъ Казанцевъ происходилъ изъ богатой семьи и уже въ дтств слылъ «красавчикомъ». Воспитанный въ одномъ изъ привилегированныхъ учебныхъ заведеній, онъ рано вышелъ въ офицеры и примкнулъ въ кружку тогдашней «золотой молодежи». Съ этой минуты кончились его занятія и началась привольная жизнь, полная самыхъ громкихъ похожденій, самыхъ баснословныхъ кутежей. Первый танцоръ на балахъ, первый кандидатъ въ любовники среди дамъ, онъ былъ извстенъ всему Петербургу. За него на одномъ изъ пикниковъ подрались важныя барыни; его хотлъ убить чей-то мужъ, но дуэль была во-время остановлена; ему разъ пригрозили, что его отправятъ «за шалости» на Кавказъ, но какая-то бабушка спасла его отъ этой невзгоды. Служака онъ былъ плохой, но все-таки, по очереди и при помощи связей, онъ дотянулъ до генеральскаго чина и въ этомъ чин былъ куда-то причисленъ, хотя занятій никакихъ не получилъ. Но у него было достаточно и частныхъ занятій. Въ качеств богача, онъ былъ акціонеромъ разныхъ обществъ, въ качеств человка со связями, онъ выбирался въ члены разныхъ филантропическихъ учрежденій, въ качеств покровителя наукъ и искусствъ, онъ сдлался членомъ разныхъ ученыхъ и художественныхъ обществъ. Списокъ обществъ, гд онъ состоялъ почетнымъ, непремннымъ или пожизненнымъ членомъ, могъ бы занять не одну страницу. Покровительствовать онъ былъ готовъ всмъ и всему: открывался новый клубъ, онъ хлопоталъ о разршеніи устава этого клуба; учреждалась ученая экспедиція, онъ давалъ деньги и тоже хлопоталъ объ ея устройств; нужно было составить коммерческое предпріятіе — и здсь онъ забрасывалъ словцо о концессіи или выбирался въ члены какой-нибудь ревизіонной комиссіи, какъ лицо съ положеніемъ въ свт и съ солиднымъ чиномъ. Хлопоты его всегда ограничивались тмъ, что онъ замолвитъ кому надо словцо, устроитъ для кого надо свиданіе съ нужнымъ лицомъ, дастъ кому слдуетъ обдъ во-время. Дальше этого его заботы не шли. Съ теченіемъ времени число разныхъ собраній, комиссій, засданій, комитетовъ, ревизій, гд онъ принималъ участіе, все росло и росло и, наконецъ, дло дошло до того, что Алексю Николаевичу приходилось бы работать по двадцать четыре часа въ сутки ежедневно, если бы онъ вздумалъ только бгло прочесть т бумаги, доклады, протоколы и постановленія, къ которымъ ему нужно было прилагать свою подпись. А у него, кром этихъ «длъ», были ежедневно завтраки у знакомыхъ, обды по подписк, ужины у Бореи и Дюссо, вызды на балы и на спектакли, пикники и занятія живописью, къ которой онъ пристрастился съ тхъ поръ, какъ увидалъ у одного художника натурщицу-еврейку. Эта натурщица и этотъ художникъ, писавшій за него большую часть его картинъ, отнимали у него не мало времени. Вслдствіе этого онъ долженъ былъ только подписывать дла, не провряя ихъ, не зная ихъ, не читая ихъ. Тмъ не мене, Алексй Николаевичъ имлъ почти всегда дловое, озабоченное и серьезное выраженіе лица и былъ постоянно на чеку, точно онъ постоянно собирался совершить что-то важное, нетерпящее отлагательства. Мягкій, какъ вс женолюбцы, и благодушный, какъ вс сытые съ колыбели люди, онъ умлъ быть строгимъ съ служащими и иногда нагонялъ страхъ на нихъ за бездятельность. Разъ я присутствовалъ при подобной сцен.