У нас с Дунканом есть свои договоренности – например, на случай, если мне надо срочно увидеться с ним, или ему – со мной. В девятом часу вечера он подобрал меня на Кливленд-стрит и повез домой. По дороге мы обычно болтали, и мне это нравилось: доктор Форсайт был на редкость деликатным и чувствовал, когда можно заводить серьезные разговоры, а когда не стоит.
Бедняга! Я нанесла ему удар прямо в солнечное сплетение – едва войдя в квартиру, спросила:
– Дункан, у тебя нет знакомых, которые согласились бы сделать аборт на сроке около двадцати недель?
– А в чем дело? – озабоченно спросил он, стараясь казаться спокойным.
– Это для Пэппи, – пояснила я.
– Если я правильно понял, этот спесивый профессор дал деру? – И Дункан направился к шкафу, где всегда хранился бренди.
Остальное я рассказывала второпях, упомянув и про опухоль миссис Дельвеккио-Шварц.
– Очень сочувствую Пэппи, – сказал он, подавая мне полный стакан. – А она не думала родить ребенка, а потом отдать его на усыновление? Так часто делают.
– Когда я предложила этот выход, она набросилась на меня как фурия.
Дункан отпил бренди и передернулся.
– Кажется, я начинаю привыкать к этому пойлу со вкусом кошачьей мочи… Кстати, о кошках: а где великолепная Марселина?
Несколько минут он нежничал с Марселиной: плутовка буквально таяла в его руках. Потом сказал:
– Если опухоль мозга диагностировал покойный Гилберт Филлипс, значит, она действительно есть. Должно быть, он заметил характерное окостенение на обычном рентгеновском снимке черепа.
Мои зубы лязгнули о край стакана.
– Боже, Дункан, что же будет с Фло, если ее мать… умрет? И Дом пропадет. Это невыносимо!
Он отпустил Марселину и присел на подлокотник моего кресла.
– Будущее покажет, Харриет, а пока опухоль никак не дает о себе знать, и неизвестно, сколько еще проживет миссис Дельвеккио-Шварц – три года, тридцать лет или еще больше. Наша первоочередная задача – Пэппи, а не домовладелица. Пэппи может оставить ребенка?
– Она бы оставила, но такие расходы ей не под силу. Если она уйдет с работы, ей будет нечего есть и нечем платить за жилье. Черт побери, Дункан, почему миф о падшей женщине жив до сих пор, хотя на дворе уже вторая половина двадцатого века? Неужели мы так и не научимся рассуждать здраво? Бог сотворил беременность, а не брак! Брак был придуман, чтобы помочь мужчинам разобраться с наследниками, а женщин он превращает в людей второго сорта!
– Не строй из себя спесивого профессора, Харриет. Давай лучше поговорим о суровой действительности. – Его взгляд стал строгим.
– Пэппи хочет сделать аборт, а я не могу отговорить ее.
– И ты просишь, чтобы я свел ее с врачом, – серьезным тоном продолжил он. – А ты понимаешь, что вынуждаешь меня нарушить закон?
Я фыркнула.
– Дункан, не дури! Я же не прошу тебя делать аборт своими руками – просто спрашиваю, не знаешь ли ты такого врача. Назови мне фамилию, одну фамилию, и все! Остальное я сделаю сама.
– Вряд ли комитет по этике и дисциплинарная комиссия будут разбираться, кто больше виноват, Харриет. Как только я назову тебе фамилию врача, я стану преступником.
А ведь он прав!
– Но что же мне делать? – спросила я. – Единственная альтернатива – бабка с вязальной спицей из трущоб, конечно, если не откажется. А еще можно спросить дам из соседнего дома, но, по-моему, им привычнее устранять все ошибки еще до шестинедельного срока с помощью эрготамина.
– Ладно, дорогая. – Он поцеловал меня. – Я сделаю все, что ты просишь. До сих пор ты отказывалась от всех подарков, какие я тебе предлагал. Наконец-то ты согласна хоть что-то принять от меня. За городом есть отличный и очень тихий санаторий, где помогают таким пациенткам, как Пэппи. Там первоклассные врачи, лекарства и сестры. Я позвоню одному знакомому и попрошу, чтобы Пэппи приняли туда завтра утром. – Он поднялся. – Но прежде мне надо поговорить с Пэппи наедине.
– А это дорого обойдется? – переполняясь благодарностью, спросила я. – У меня в банке скопилась тысяча фунтов…
– Одолжения коллег ничего не стоят, Харриет.
Дункан пробыл с Пэппи примерно полчаса и вернулся печальный.
– Можно мне воспользоваться твоим телефоном? – спросил он.
Я прошла следом за ним в спальню, разделась и забралась в постель, и он разволновался. Он не ожидал, что я попытаюсь утешить его после событий этого вечера, но я никогда не забываю возвращать долги. Как странно, думала я, наблюдая, как он раздевается: обычно мы сбрасывали одежду вместе, поэтому мне никогда не удавалось как следует разглядеть его. В свои сорок два года Дункан был для портных подарком, а не обузой.
– У тебя бесподобное тело, – сказала я.
Эти слова застали его врасплох. Он затаил дыхание и замер. Неужели ему никогда не делали комплименты? Видимо, жене это и в голову не приходило, а я уже знала, что к моменту женитьбы весь опыт Дункана исчерпывался полузабытым сексом во хмелю.
Среда
В шесть утра меня разбудил стук в дверь – такой настойчивый, что сразу было ясно: он не прекратится, пока я не открою.
Тоби ворвался в комнату и замер, мрачно глядя на меня.