Милый Эп

До строительства цирка ее нельзя было обойти вокруг, потому что к церковному двору примыкал заброшенный сад, тянувшийся против наших домов, который до революции, говорят, был кладбищем. И верно — среди берез и осин там и здесь виднелись бугорки. Этот сад я помню с тех пор, как помню себя. Сначала вдоль садового забора возила меня в коляске мама, потом в сад водила нас гулять няня из детсадика, потому что иной зелени вблизи не было, а тут простор, чистота, кустики и травка, цветочки и птички — и шут с ними, с могилами. Мы допытывали няню, для чего церковь и зачем туда люди ходят, и она рассказывала о боге, и мы одно время даже играли в него. Кто-нибудь вскарабкивался на пенек — бог, остальные — кто кем хотел: врачи, шоферы, сантехники. Мы очередью подходили к богу, тот спрашивал, кто такой, и требовал документы. Ему протягивали кто листок, кто фантик, кто просто ладонь, и бог посылал кого в рай, кого на базар, кого в зверинец, кого в ад. Самое интересное было в конце. «Кто такой?» — спрашивал бог последнего. «Космонавт Гагарин!»— «Твои документы?» — «А твои?» — вдруг заявлял космонавт. Бог пугливо обшаривал карманы и, заикаясь, шептал: «Нету!» «Тогда убирайся с неба!» — восклицал Гагарин и спихивал бога с пенька… А позже мы любили играть в прятки, залегая за могилки, таясь в кустах и взбираясь на церковные сарайки, выпиравшие в сад и опутанные акацией. В азарте я не раз прятался в самой церкви, только трудно это — попробуй тормозни у крыльца, важно поднимись по ступенькам и печально войди в дверь, если водящий в саду уже отбарабанил счет и ищет. Но и пробравшись внутрь, долго там не задержишься — обязательно найдется какая-нибудь бдительная старушонка и вытурит тебя… Вот так вот рядом с богом я вырос полнейшим безбожником.

А в прошлом году, осенью, два бульдозера, расчищая площадь для цирка, снесли внутренний забор, спихнули в сад лишний грунт и с тыла церкви пропороли дорогу, чтобы машинам не делать крюк через оживленный перекресток. Вроде бы все правильно, а жаль. И церквушка, бывшая островом в идейном смысле, стала островом и физически.

Ее задний двор был пуст и непригляден. Худая черная собака, боязливо оглядываясь, что-то выгрызала и выцарапывала из мерзлоты. Продолжало вьюжить, но снег больше не падал, а уже выпавший метался туда-сюда, узорно залепливая окна и карнизы, так что голуби, нахохленно и тесно копошившиеся всюду, казалось, запутались в этих снежных узорах, как в паутине. Да и люди казались запутанными. Их было много там, в глубине, в переднем дворе. Можно было подумать, что это столько верующих, а это просто через церковный двор народ спрямил путь от трамвайной остановки до железнодорожных касс.

Я тоже спрямил путь и глянул на часы. Прошло десять минут. Нет, к чертовой бабушке, пойду домой! Затрясусь от мороза, шмыгну в свою комнату, включу маг, и пусть орет. Мама обычно не отвлекает меня, когда я вожусь со своей аппаратурой.

На бетонной площадке против нашего подъезда стоял уазик с зеленой будочкой — отцовский. Значит, он дома! Уйти, сбежать! Сейчас проскочу мимо и двором на соседнюю улицу, а там — в зверинец, давно не видел обезьян.

— Здорово, Аскольд! — приветливо крикнул дядя Гриша, папин шофер, высовываясь из кабины.

— Здрасте! — испуганно ответил я.

— Как оно?

— Хорошо!

И свернул к подъезду. Все нынче против меня. Даже дядя Гриша, всякую свободную минуту глотавший журнальные детективы, тут оказался без журнала.

Слева — лестница вверх, справа — вниз, в подвал.

Нырну-ка я туда! Посижу с полчасика, погреюсь да помыслю заодно. Гениальные эти люди, строители, — подвал изобрели! Сколько тут было устроено засад, сколько пережито и развеяно страха, сколько раз нас тут ловили разъяренные владельцы кладовок!.. Восторгаясь подвальной темнотой, теплотой и запахом прокисшей капусты, я между тем бешеными прыжками летел наверх.

Открывая дверь своим ключом, я услышал телефонный звонок и бас моего робота Мёбиуса:

— Квартира Эповых, минуточку!.. Квартира…

— Аскольд, возьми трубку! — крикнул из кухни отец. — Если меня, скажи — выезжаю.

А вдруг из школы? Вдруг Светлана Петровна пожаловалась нашей классной Нине Юрьевне?.. У меня в желудке мигом образовался кусок льда. Я осторожно поднял трубку.

— Да… Да-да… Дома… Его сын… Робот… Самодельный, конечно. Нет, не очень сложно… Ну, говорит, что никого нет… Да, сейчас выезжает… До свидания. — Я облегченно опустил трубку. — Пап, тебя. Дяденька какой-то.

В кухне звякнул стакан, громыхнул стул и в прихожей потемнело, отец своим телом перекрыл кухонный коридорчик, через который только и пробивался в прихожую свет. Мама тоже была крупной, лишь от меня освещенность не менялась, точно я был прозрачным. Я щелкнул выключателем и сделал счастливую физиономию, как положено пай-мальчику при виде родителей. Но родители и не глянули на меня. Они были сосредоточенно-хмуры. Отец подал маме пальто, на миг задумался и стал одеваться сам.

«Уже знают!» — опять похолодел я.

— Отца-то в тюрьму садят! — вдруг сказала мама.

— Как в тюрьму?