На прошлой неделе я столкнулась с ним перед его заостренным тимпаном, когда возвращалась домой из Общественной библиотеки по соседству. Терри посещал собрания анонимных алкоголиков в церковном подвале в форме большого пальца. По его словам, где бы он ни сидел, большой палец указывал вниз.
Еще одна смена, и я приняла решение. Я спрятала книги под пальто и проскользнула через дверное крыло, нырнув направо. Это был большой палец вниз.
Держу пари, что ошибаюсь. Подвал Святого Франциска был пуст, когда я вошла, за исключением одинокого священника. Он сложил складной стул, и тот превратился в тонкий прямоугольник. Засунув его под мышку, священник взглянул на меня.
– Чем могу вам помочь, мэм?
– Здесь проходит собрание анонимных алкоголиков?
– Закончилось час назад. Следующее начнется завтра утром в семь. Там будут пончики.
Я вышла из подвала. (Кстати, он точно был в форме большого пальца. И указывал вниз. Не уверена, как кто-то мог исцелиться в такой удручающей обстановке.) Поднявшись по последним ступенькам, я поправила книги под пальто и прижала их к себе через толстую ткань. Монахиня прошла мимо, дважды осмотрела мой сверток и искоса посмотрела на меня, как будто я прятала в нем контрабанду. Я направилась ко входу в собор, увернулась от вывески с надписью «Сакраментальное вино без сахара предоставляется по запросу» и выскочила на оживленный тротуар. Раз уж я здесь, то могла бы с таким же успехом заглянуть в Общественную библиотеку.
Я поздоровалась с Дорис и Фэй по пути к стеллажам, остановившись в тихом уголке с некоторыми моими любимыми книгами. Я нашла Терри сидящим за столом, склонившимся над «Не называй нас мертвыми» Дейнца Смита. Он держал книгу обеими ладонями, как будто это был сборник гимнов. Я прочистила горло.
Не поднимая взгляда, Терри разгладил уголок страницы, которую исписал какой-то язычник.
– Как ты нашла меня?
– Здесь не так много мест, где можно побродить бесплатно. Ты променял один порок на другой. По крайней мере, этот не разрушительный.
– Разрушительный по-другому, – поправил он и закрыл книгу. – Теперь, когда мы установили, что я разорен, безработный и наркоман, чего ты хочешь?
– Я прихожу с подарками. Вообще-то, с подарком. Единственным в своем роде, – я положила книгу в твердом переплете на деревянный стол.
Терри зевнул, заглядывая в книгу. И резко захлопнул рот. Он прикусил язык, но я знала, что слезы навернулись не из-за этого. Он погладил твердую обложку одним пальцем, затем одним движением сорвал пленку и отбросил ее за спину. Теперь он плакал. Во весь голос. Звук эхом разносился по залу, заполняя проходы между полками, отражаясь от книг, которые я знала и любила. Я не останавливала его. Я ничего не сказала. Вместо этого положила руку на его дрожащее плечо, когда он прижимал к груди книгу своего сына – душу своего сына.
Слезы – это язык горя. А горе – это язык любви.
Глава восьмидесятая
Два часа понянчившись с Роу, я опоздала к Тейту. Солнце давным-давно село. Он должен был скоро вернуться домой, поэтому я помчалась в его комнату, перекинув через плечо тубус с чертежами. В нем были три гигантских плаката с одним и тем же отрывком из «Милого Яда».
Огромными.
Которые невозможно не заметить.
Мне нужно повесить их где-нибудь, от чего Тейт не сможет отвести взгляд. Он мог пройти сквозь стену, даже не взглянув. Но его потолок? Я уставилась на место над его матрасом. Если Тейт не хотел задохнуться, ему придется спать на боку или спине.
Положив экземпляр «Милого Яда» на прикроватную тумбочку, я обклеила кровать постерами. Один на левой стене. Один справа. Один на потолке. Я забралась на его одеяло, встав на цыпочки. Пустая корзина для мусора, перевернутая вверх дном, возвышалась над моей головой, ее основание разглаживало плакат.
– Я хотел бы сообщить о взломе.
Я замерла.
Мусорное ведро упало на простыни.
Тейт стоял у двери, прислонившись к косяку и прижимая к уху телефон. Его взгляд поразил меня, как две заостренные стрелы. В его глазах плясало веселье.
Улыбка расползлась по моему лицу. Я подыграла ему и встала коленями на одеяло, выставив вперед прижатые друг к другу запястья.
– Спросите копов, есть ли у них пушистые наручники. Всегда хотела их попробовать.
Он шагнул вперед, схватил меня за руки и опустил на матрас, держа их над моей головой. Я обхватила ногой его спину. Тейт не потрудился снять с меня платье и вошел в меня; его губы встретились с моими, а рука опустилась к моему клитору. Его толчки были грубыми. Глубокими. Быстрыми.
Я кончила первой, пульсируя вокруг него. Закончив, он рухнул рядом со мной, уставившись в потолок.
– Теперь обставляешь мою квартиру? – он наклонил голову, в голосе послышались нотки юмора. – Интересный выбор декора.
– Тебе потребовалось время, чтобы заметить.
– Ты отвлекла меня, – перевернувшись на бок, Тейт прошелся пальцами по моей ноге и начертил ленивые круги на внутренней стороне бедра, глядя сквозь меня. – Ты окружила ими мою кровать, как молитвенным кругом.
– У меня есть привычка быть дотошной.
– Они одинаковые?