– Татум, – она кивнула на прозрачные двойные двери, которые вели в небольшой внутренний дворик. – Можем поговорить?
– Конечно.
Я планировал уйти после того, как поздороваюсь с Рейган, но решил, что пятиминутный разговор – это меньшее, что я мог сделать для Ханны после того, как она кормила меня и давала передышку в течение нескольких месяцев после смерти Келлана.
Выйдя во двор, Ханна встала так, чтобы преградить мне путь к бегству. Я не мог винить ее – эта мысль приходила мне в голову. Очень легко найти предлог слинять. Роды. Экстренное кесарево сечение. Потенциальная внематочная беременность. Раньше я пользовался всеми тремя, когда мне нужно было уединиться от Ханны.
Отсюда было хорошо видно Чарли, что мешало, поскольку она как будто хотела что-то сказать, и мне было чертовски трудно отвести взгляд. Чарли что-то произнесла, но так сильно втянула воздух, что ее язык скользнул по губам. И мой член тут же на это отреагировал.
Как унизительно.
Было подло пялиться на Чарли и притом разговаривать с Ханной. Но еще подло орать на меня, чтобы я отправил брата в военную школу, что, несомненно, услышал Келлан. Как мог подтвердить Терри, злопамятность была моим особым талантом.
Ханна прочистила горло.
– Ты и правда обо всем забыл, да?
– Не о чем было и забывать, – вырвалось у меня.
Она вздрогнула, но я не пожалел о своих словах. Я знал Ханну. Если бы я не сделал статус наших отношений предельно ясным, она бы цеплялась за любую надежду.
Но я по умолчанию был ублюдком и понял, что подозрительно часто так себя веду. В конце концов, я – сын Терренса Маркетти. А она – женщина, которая пыталась выгнать моего брата из моего дома.
После его смерти Ханна вернулась и жила со мной полгода, но ушла только после того, как поняла, что я не собирался покончить с собой, а Келлан не был камнем преткновения в наших отношениях. Он был их причиной.
Мое внимание снова переключилось на Чарли. Она перешла к новой стратегии – повторяла одно и то же слово снова и снова, делая ударение на каждом слоге.
Я не понимал ее зацикленности. В своем кабинете я решил, что она так тянет время. Или, может, Чарли действительно не знала о его решении, а это означало, что она была не настолько близка с ним, как ей казалось.
Ханна притворилась, что не заметила моего пристального взгляда. Это очень напомнило мне наши прежние отношения – нам было свойственно притворяться, когда все было не так. Она потянулась к моей руке, пытаясь вернуть меня к разговору.
– Как у тебя дела?
– Так вот о чем ты хотела поговорить?
– Это дежурная фраза, Татум, – огрызнулась она.
Но кто из нас вел подсчет?
– Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться.
– Я хотела знать, почему все закончилось, но, думаю, лучший вопрос – почему мы вообще начали встречаться.
– Это важно?
– Я хочу разобраться, и, мне кажется, заслуживаю этого.
И тут что-то щелкнуло. Вот чего хотела Чарли. Она хотела знать, почему. Потому что, если Келлан подал заявление в Гарвард, он хотел поступить. И надежда на поступление означала веру в будущее. И если у него было будущее, то становилось труднее понять его решение покончить с собой.
Вот какое слово вертелось у меня в голове. Я задумался, заслужил ли его кто-нибудь из нас.
– Прошло четыре года, Чарли.
– Ханна, – поправила она.
– Прошло четыре года, Ханна.
Я перевел взгляд ей за спину. Чарли по-прежнему не сводила с меня глаз. Она могла бы размахивать красным флагом корриды, и это было бы менее заметно. С другой стороны, сомневаюсь, что сам веду себя лучше. А ведь считал, что вырвался из замкнутого круга.
– Эта Чарли? – Ханна ткнула большим пальцем себе за спину. – Девушка, на которую ты продолжаешь пялиться.
– Нет, – я так привык лгать, что продолжал даже тогда, когда ничего от лжи не выигрывал. После сегодняшнего дня я больше не увижу Ханну. Не имело значения, узнает ли она правду.
Я посмотрел мимо нее. Чарли направлялась ко мне, набирая скорость по мере того, как редела толпа. Останься я на месте, произошел бы взрыв. Конфронтация. Это было так же неизбежно, как смерть. Нам нужно поговорить об этом, но еще мне нужно сохранять благоразумие. По крайней мере, до кесарева сечения, назначенного на завтра на четыре часа дня.
Почему Келлан покончил с собой? Чья это вина? Могли ли мы как-то это предотвратить? Я не знал ответов ни на один из этих вопросов. Знал только две вещи: я не был готов ни в чем разбираться, и инстинкт самосохранения превыше прочего.
Потому я поступил так, как поступают подонки.
Поправка: я поступил как Терри.
Я сбежал.
Глава тридцать первая